Таким образом, метод естественного реагирования применим, согласно Руссо, только к чисто физическому воспитанию. Как только начинается собственно моральное воспитание, необходимо, чтобы система изменилась и воспитатель непосредственно вступал в игру.
Только начиная со Спенсера эта теория была распространена на воспитание в целом. Вот каков основной принцип этой доктрины: «О какой бы гипотезе ни шла речь, – говорит Спенсер, – всякая теория морали признает, что поведение, непосредственные и отдаленные результаты которого являются в целом благотворными, – это хорошее поведение; тогда как поведение, непосредственные и отдаленные результаты которого являются в целом зловредными, – это плохое поведение; критерий, служащий людям в конечном счете для оценки их поведения, – это порождаемое им счастье или несчастье. Мы рассматриваем пьянство как нечто плохое, потому что сопровождающие его физическое вырождение и беды для пьяницы и его семьи являются теми последствиями, которые оно за собой влечет. Если бы воровство вызывало удовольствие как у того, кто ворует, так и у того, кто чего-то лишается, то оно бы не фигурировало в перечне правонарушений». Если иметь это в виду, то тогда нет больше необходимости прибегать к искусственной системе наказаний для того, чтобы морально воспитать ребенка. Остается лишь не вмешиваться в ход вещей. Когда поведение будет плохим, его результатом будет болезненная для субъекта реакция, которая предупредит его о его провинности и воспоминание о которой будет препятствовать ее повторению. Роль учителя в сфере наказания будет тогда весьма простой: ему будет достаточно следить за тем, чтобы попытки искусственного вмешательства не препятствовали ребенку испытывать естественные последствия его поведения. Такой метод, говорит наш автор, имеет двойное преимущество перед обычно применяемыми системами. Во-первых, он предоставляет моральному облику ребенка более прочную основу. Люди гораздо более уверены в том, как нужно в жизни себя вести, когда понимают хорошие и плохие последствия своих действий, чем когда их лишь заставляют верить в это, опираясь на авторитет других. А когда ребенок делает что-то или воздерживается от чего-то, чтобы избежать искусственного наказания, он действует, по-настоящему не отдавая себе отчет в своем поведении, но исключительно из уважения к авторитету. К тому же можно опасаться того, что когда наступит определенный возраст и воздействие этого авторитета перестанет ощущаться, ребенок, ставший взрослым, сам по себе не будет в состоянии вести себя хорошо. Во-вторых, поскольку это наказание исходит от вещей, поскольку оно является естественным, необходимым следствием поведения, ребенок не может никого винить в этом; он может жаловаться только на самого себя. Мы избегаем таким образом тех вспышек гнева, озлобления, которые слишком часто случаются в отношениях между родителями и детьми, учителями и учениками, и которые негативно влияют на эти отношения. В безличном наказании этого нет. Следовательно, вместо того чтобы вмешиваться, остается лишь ждать, чтобы нежелательное действие произвело свои последствия. Допустим, ребенок постоянно бывает не готов к прогулке. Тогда надо уходить гулять без него. Он преднамеренно портит свои вещи? Не надо заменять их другими. Он отказывается класть на место свои игрушки? Их нужно положить на место, но когда он захочет поиграть с ними, он их больше не найдет. И т. д.