Но это еще не всё, и затронутые здесь вопросы – не единственные, с которыми мы сталкиваемся. Нужно следить не только за тем, чтобы мораль, рационализируясь, не потеряла некоторые из своих конститутивных элементов, но необходимо также, чтобы самим фактом этой секуляризации она обогащалась новыми элементами. Первая трансформация, о которой я говорил, касалась главным образом лишь формы наших моральных идей. Но и сама их основа не может оставаться без глубоких изменений. Ведь причины, сделавшие необходимым установление светской морали и светского воспитания, слишком тесно связаны с тем, что носит наиболее фундаментальный характер в нашей социальной организации, чтобы сама материя морали, чтобы содержание наших обязанностей не были этими причинами затронуты. В самом деле, если мы почувствовали, с большей силой, чем наши отцы, необходимость полностью рационального морального воспитания, то дело очевидно в том, что мы стали более рационалистичными. Но рационализм – это лишь один из аспектов индивидуализма, его интеллектуальный аспект. Здесь нет двух различных состояний ума, но одно есть лишь обратная сторона другого, и наоборот. Если мы ощущаем необходимость освободить индивидуальное мышление, то это потому, что в целом ощущаем необходимость освободить индивида. Интеллектуальное порабощение есть лишь один из видов порабощения, с которым борется индивидуализм. Но всякое развитие индивидуализма имеет своим результатом открытие морального сознания по отношению к новым идеям и усиление его требовательности. Поскольку каждое продвижение индивидуализма вперед имеет следствием более высокую концепцию, более тонкое ощущение того, что такое достоинство человека, он не может развиваться, не обнаруживая для нас в качестве противоположных человеческому достоинству, т. е. несправедливых, социальных отношений, несправедливость которых мы когда-то совершенно не чувствовали. Впрочем, и наоборот, рационалистическая вера реагирует на индивидуалистическое чувство и стимулирует его. Ведь несправедливость неразумна и абсурдна, а потому мы становимся по отношению к ней тем более чувствительными, чем более мы чувствительны к правам разума. Следовательно, всякий прогресс в области морального воспитания на пути к большей рациональности не может протекать без того, чтобы одновременно не возникали новые моральные тенденции, без того, чтобы пробуждалась жажда большей справедливости, без того, чтобы публичное сознание не ощущало воздействие скрытых стремлений. Воспитатель, берущийся за рационализацию воспитания и не предвидящий пробуждение этих новых чувств, не готовящий его и не направляющий его, не выполнит тогда часть своей задачи. Вот почему, как было уже сказано, он не может ограничиваться обсуждением старой морали наших отцов. Необходимо, помимо этого, чтобы он помогал молодым поколениям осознавать новый идеал, к которому они неосознанно стремятся, и ориентировал их в этом направлении. Недостаточно, чтобы он сохранял прошлое, необходимо, чтобы он подготавливал будущее.