Моральное воспитание

Но есть такая категория правил, в которой идея авторитета играет абсолютно решающую роль; это моральные правила. Гигиенические предписания, предписания профессионально-технические, разнообразные предписания народной мудрости обязаны, конечно, частью доверия, которое мы им оказываем, тому авторитету, которым мы наделяем науку и экспериментальную практику. Сокровищница знаний и человеческого опыта сама по себе диктует нам уважение, которое передается тем, кто является ее хранителем, подобно тому, как уважение, испытываемое верующим к религиозным явлениям, передается священнослужителям. Тем не менее во всех этих случаях, если мы и приноравливаемся к правилу, то не только из почтения к авторитету, от которого оно исходит, но также и потому, что предписанное действие вполне может иметь для нас полезные результаты, тогда как результаты противоположного действия могут оказаться вредными. Если, когда мы больны, мы лечимся, если мы придерживаемся назначенного режима, то это не только из уважения к авторитету нашего врача, но также и потому, что мы надеемся таким образом выздороветь. Здесь, следовательно, вмешивается не чувство уважения к авторитету, а вполне утилитарные соображения, которые связаны с внутренней природой рекомендованного нам действия, с его возможными или вероятными последствиями. Но совсем иначе обстоит дело с моральными правилами. Конечно, если мы их нарушаем, мы подвергаем себя неприятным последствиям: мы рискуем быть обвиненными, подвергнуться бойкоту, даже материально наказанными в отношении нашей личности или нашего имущества. Но то, что действие не является моральным даже тогда, когда оно материально соответствует правилу, если оно определяется перспективой этих неблагоприятных последствий – это достоверный, бесспорный факт. В данном случае, чтобы действие было всем тем, чем оно должно быть, чтобы правилу подчинялись так, как ему должны подчиняться, нужно, чтобы мы испытывали к нему почтение, а не чтобы избежать такого-то неприятного результата, такого-то материального или морального наказания, или чтобы добиться такого-то вознаграждения. Нужно, чтобы мы его почитали просто потому, что мы должны его почитать, абстрагируясь от тех последствий, которые наше поведение может иметь для нас. Моральному предписанию нужно подчиняться из уважения к нему, и исключительно по этой причине. Всем тем воздействием, которое оно оказывает на воли, оно обязано исключительно облекающему его авторитету. Авторитет здесь единственная действующая сила, и другой элемент не может сюда вмешаться без того, чтобы в той же мере поведение не потеряло свой моральный характер. Мы говорим, что всякое правило повелевает, но все моральное правило целиком есть повеление и ничто иное. Вот почему оно говорит с нами с такой высоты, вот почему, когда оно заговорило, все остальные соображения должны умолкнуть. Дело в том, что оно, так сказать, не оставляет места для колебаний. Когда речь идет об оценке возможных последствий какого-нибудь действия, то нерешительность неизбежна, ведь в будущем всегда есть нечто неопределенное. Может возникнуть столько разнообразных комбинаций обстоятельств, которые невозможно предвидеть. Когда же речь идет о долге, то, поскольку все расчеты под запретом, определенность достигается легче, и проблема решается проще. Речь не идет о том, чтобы тщательно изучать будущее, всегда туманное и неопределенное; речь о том, чтобы знать, что предписано: если долг об этом высказался, то остается лишь повиноваться. Откуда у него берется этот необычайный авторитет, я сейчас не пытаюсь обнаружить; я ограничиваюсь тем, что обращаю внимание на него, на то, что он несомненно существует.