Моральное животное

Сущность викторианского характера, согласно Сэмюэлю Смайлсу, заключалась в «правдивости, честности и доброте». «Честность в словах и поступках – краеугольный камень истинно высокого характера», – писал он в «Саморазвитии»[401]. Обратите внимание на контраст с «личностью»: сплавом обаяния, шика и других социальных побрякушек, который в XX веке в значительной степени заменил собой характер в качестве мерила человека. Данный сдвиг нередко пытаются объяснить тем, что текущее столетие – эпоха моральной деградации и необузданного эгоизма[402]. «Личность», в конце концов, придает слишком малое значение честности или чести и представляется всего-навсего средством подняться на более высокую ступень в обществе.

Культура личности в самом деле кажется малосодержательной, а потому легко впасть в ностальгию по дням, когда энергичность и предприимчивость позволяли человеку добиться гораздо меньшего. Впрочем, это не означает, что эра характера была эрой чистой искренности, не запятнанной эгоизмом. Если Триверс прав относительно причин столь удивительной пластичности нашей совести, тогда «характер», возможно, тоже служил шкурным интересам.

Сами викторианцы называли вещи своими именами и открыто говорили о пользе характера. Сэмюэль Смайлс с одобрением цитирует человека «непоколебимой честности и правдивого до мелочности», который заметил, что повиновение «голосу совести» – путь к «благоденствию и богатству». Сам Смайлс полагал, что «характер является более значительной силой, чем знания». В доказательство он приводит следующие слова известного государственного деятеля Джорджа Каннинга: «Мой жизненный путь определяется исключительно характером; я не желаю идти иным путем; я убежден, что такой путь не всегда приятнейший, но зато самый верный»[403].

Если характер настолько способствовал продвижению в те дни, то почему сейчас это не так? Здесь не место для дарвинистского трактата по моральной истории, но одна причина очевидна: большинство людей в викторианской Англии жили в грубом эквиваленте маленького городка. Безусловно, шла активная урбанизация, и эра анонимности приближалась. Однако в сравнении с современностью население деревень и даже городов отличалось стабильностью. Люди были склонны к оседлости и год за годом встречались с одними и теми же соседями. Особенно это справедливо в отношении симпатичного городка Шрусбери, в котором родился Дарвин. Если Триверс прав – если молодая совесть (при активном содействии родственников) отливается в особую форму, дабы наилучшим образом соответствовать требованиям местной социальной среды, тогда Шрусбери – то место, где дарвиновские угрызения совести должны окупиться.

Существует как минимум две причины, по которым правдивость и честность имеют особый смысл в маленькой и устойчивой социальной обстановке. Одна состоит в том, что (и это знает каждый, кто жил в небольшом городе) убежать от собственного прошлого невозможно. В своем «Саморазвитии» Смайлс пишет: «Человек всегда должен быть тем, кем он есть на самом деле или, по крайней мере, кем он намерен быть… Весьма важно также, чтобы у человека дело никогда не расходилось со словом, иначе он никогда не внушит к себе уважения; его словам никто не будет придавать никакого значения даже в том случае, когда он говорит правду». Чуть выше Смайлс пересказывает следующую забавную историю: «Полковник Чартрис сказал однажды человеку безукоризненной честности: «Я дал бы 1000 фунтов за ваше доброе имя». – «Почему?» – «Потому что я нажил бы на нем 10 000 фунтов», – ответил плут»[404]. Дарвин, каким его описывала юная Эмма Веджвуд, – «самый открытый, прозрачный человек, которого я знала, ибо каждое слово, произнесенное им, выражало его истинные мысли», – это человек, отлично экипированный для процветания в Шрусбери[405].

Компьютерный мир Аксельрода во многом аналогичен Шрусбери: одна и та же ограниченная группа справедливых игроков, каждый из которых помнит, как вели себя остальные во время последней встречи. Это главная причина, почему реципрокный альтруизм окупается внутри компьютера. Если еще больше уподобить виртуальный мир маленькому городку, а именно позволить его обитателям сплетничать о порядочности (или непорядочности) Х и СЭМЮЭЛЯ, то кооперативные стратегии станут процветать еще быстрее. Секрет прост: в этом случае обманщики успеют надуть гораздо меньше народу прежде, чем их начнут сторониться[406]. (Компьютер Аксельрода используется по-разному. Поскольку люди обладают гибкой моральной оснасткой, сотрудничество может распространяться и идти на спад без каких-либо изменений в генном пуле. Ведя хронику таких колебаний, компьютер способен моделировать не только генетические изменения, как в предыдущей главе, но и культурные, как здесь.)