Morden zaertlich (Убить ласково) (СИ)

Конечно, я сопротивлялся. Но я был действительно слабаком, а они наваливались кучей. Папа же никак не реагировал на мои жалобы. Да он даже меня не видел! А Элена – та сообщала только, что «Билл опять с кем-то подрался». Я не виню ее – она просто не верила в то, что ее сын может такое сделать.

Это было примерно года два назад.

Джек и компания казались вполне довольными жизнью, когда я снова «случайно» попался им на пути. Это была магия, если вы понимаете, о чем я – вечно оказываться у них на пути, если боишься этого до жути. Но в этот раз у них, видно, был иной замысел и меня, барахтающегося, затащили в некий клуб. Я был в удивлении – никак не брал в толк, что же за новую пытку они задумали.

Какое-то время они просто наливались, придерживая меня в зоне видимости, но дальше один из них, а именно Ганс Айхлер, посмотрел в мою сторону и сказал ту фразу, которую я бы очень хотел забыть, да все не получается.

- А ведь наш Билли здорово вырос… И теперь он похож на хорошенькую красоточку. Ну если хорошо постараться и не заметить его цыплячьих сисек… Но вы только гляньте на этот очаровательный ротик, он же просто создан для минета!

Шутка им понравилась. Я пытался выскользнуть, но теперь уж они не хотели меня выпускать. Забава была для них новой и, видно, интересной. Оставалась надежда на то, что они пьяны. Мне все-таки удалось улучить момент и, укусив за руку держащего меня, выбежать на ночную улицу.

Я бежал, и мне даже казалось, что оторвался. Но удар по голове сообщил мне, насколько глубоко я ошибался.

Очнулся я от того, что меня сильно били по щекам. Это был Джек. Он пьяно ухмылялся в предвкушении. Я ждал побоев, инстинктивно пытаясь сжаться в комок. Но избиение показалось мне благословением по сравнению с тем, что со мной делали дальше.

Они все по очереди меня насиловали. Это казалось им интересным, по крайней мере, огонек в глазах подсказывал, что это явно нечто новенькое. Пока один действовал, остальные держали. Я кричал, бился в руках, кусался, получал новые оплеухи. Тот, кто не прошел через это, может знать другую БОЛЬ, но все же не такую – это не просто боль, это обида, ненависть, страх и бессилие. На моих глазах ломали меня, ломали внешне и внутренне. Ломали гордость, душу, самого меня. И это продолжалась целую вечность.

Но даже когда все кончилось, и меня, избитого, обессилевшего, в полуобморочном состоянии оставили в покое, этого кое-кому показалось мало.

- Джек, разрешишь мне поговорить наедине с твоей шлюшкой? – спросил Айхлер.

И эта скотина, которую я вынужден был называть сводным братом, заржал.

- На х*я, скажи мне? Если тебе так понравилось иметь парня, можно найти кого-нибудь получше этого. Или ты влюбился?

- Пошел на х*й! Тебе жалко этого педика?

- Да мне срать на него. Пидор он и в Африке пидор, не мы, так кто-нибудь другой. Пошли, парни, выпьем, пока Ганс развлечется! – и они с отвратительным ржанием ушли, обсуждая кто и как – меня сейчас.

Айхлер склонился надо мной и прошептал:

- Ну что, крошка Билли, понравилось тебе с нами?

Из последних сил я плюнул ему в лицо.

Он схватил меня за волосы.

- А вот за это придется заплатить, сучонок! Раскрывай рот!

- Иди на хер!

Я был в отчаянии. Оно придало мне сил, притупило боль. Он был только один, а я совершенно озверел. От перспективы минета он, конечно, отказался, зато избил меня до потери сознания. Впрочем, до нее оставалась от силы пара тычков.

Последнее, что я тогда помнил, это его слова: «Еще встретимся, сука!» и звук хлопнувшей двери.

Я очнулся поздним вечером в каком-то полутемном заброшенном подвале и кое-как встал. Мои воспоминания не сохранили, как я доплелся улицы, где какой-то прохожий позвонил в «Скорую» и меня увезли в больницу. На все вопросы после я отвечал, что не помню, и врачи с умным видом вещали, что это бывает – сознание скрывает моменты, вызвавшие шок. Очень смешно. До сих пор не верю врачам. Насколько бы было все проще, если бы я забыл? По крайней мере, для Джека и его друзей?

Но забывать я не хотел. Желание мстить не приходило, оказалось, оно зрело во мне с первого дня. Они не сломали всего до конца, хотя слишком многое мне пришлось оставить в обломках. Я обдумывал, что мне делать, пока лежал в больнице. Элена и папа навещали меня временами, Джек же не совался. Он трусил, ведь я мог подать в суд и экспертиза бы все рассказала. Однако думается, он выспросил все у Элены и сильно облегчился. И зря.

За неделю до выписки я сбежал. В тот день была ужасная гроза, поэтому я беспрепятственно проник в дом ночью, у меня были ключи. Я покидал в спортивную сумку немного вещей, все свои давнишние сбережения и фото, на котором с наглыми ухмылками замерли воплощения моего ада.

Бежать мне было некуда. Отсутствие родственников поначалу меня озадачило. Но было лето, и я жил на улице. Гамбург большой, а я обитал на самой окраине, подальше от дома. Меня поймали полицейские за мелкое воровство.

Сидел я недолго. Но тюрьма показала мне многие вещи, которые пригодились на свободе.