Morden zaertlich (Убить ласково) (СИ)

После моего согласия мне подарили обольстительную улыбку, на которую я смог только смутиться, потому что ответить искренне не получилось. Я укорял себя: «Надо же, какой ты, Томас, человек! Врать словами не умеешь, зато ох как любишь врать улыбками!»

Оно, конечно, тогда Стэйси мне показалась милой. Но, честно говоря, мне не по душе такие смелые знакомства и взгляды, да еще и приглашения. Но я готов был списать все на то, что она старше меня.

Дальше все было еще интереснее. Через два часа об этом каким-то образом узнали все сотрудники. Я стал ловить на себе взгляды других девушек с участка, слышать за спиной некие шепотки и все такое прочее, вы знаете, как это бывает. Ну а потом завершающая стадия: Райнер, хлопнувший меня по плечу с улыбкой.

- Кляйн? Ну-ну. Удачи, парень. Придешь - расскажу.

- Что расскажешь?

- Вот завтра и объясню. Приятного вечера.

Меня это все ужасно озадачило. Еще бы, я не понял и половины. Все оказалось предельно просто.

Клубы - это вообще место не по мне. А что я, идеалист до мозга костей, там хорошего мог найти? Скромные и милые девушки, с высокой культурой, каких я любил (или был уверен в том, что любил), туда не ходили. А моего любимого Сэми Делюкса там не включали. Так что же мне там было делать?

Так и получилось - Стэйси пила, танцевала и веселилась, а я только изображал хорошее настроение и грел попу на диванчике.

И вот через два часа, когда Кляйн, видимо, посчитала меня достаточно раскрепощенным, а может просто пьяным (из-за того, что я весь вечер пил один бокал виски, каждый раз она видела его почти полным, поэтому и принимала за новый), мы поехали к ней домой. Надо бы сказать, я не хотел и даже отказывался, но меня просто нагло запихнули в машину и повезли, шепнув на ушко, что все будет замечательно. Я даже попытался нагрубить. Но она рассмеялась – первый блин комом…

Как только дверь за нами закрылась, я с удивлением понял, что меня целуют. Я каким-то образом вывернулся и спросил:

- Стэйси, ты уверена, что стоит?

- А что, я тебе не нравлюсь?

- Нравишься, только сразу говорю…

- Тогда за чем же дело стало? - и меня повалили на диван.

- Стэйси, я не думаю, что тебе…

Но тут она принялась работать ртом. Я даже фразу закончить не успел. Мысли все куда-то разбежались. Я знал, что нехорошо, конечно, потом получится, но ведь честно пытался предупредить. Очистив таким образом совесть, я предался разврату.

Кляйн оказалась очень активной и страстной в постели. Она сама была сверху, мастерски делала минет и стонала громче полицейской сирены. А что делал я? Я бессовестно спал с ней непонятно зачем. Моя юношеская совесть, я знал, замучает меня до смерти. Послушался всего, что ниже пояса - пал ниже плинтуса. Я не мог так, я не привык так делать. Слишком правильным был? Простите, все претензии к маме. Сам не в восторге.

С утра я вскочил раньше, чем обычно и по-тихому смылся. Первый раз в жизни. А что я мог сделать? До сих пор удается в такой ситуации только развести руками. Фантазия отказывает.

Вот тогда-то Райнер со смехом рассказал мне все, что надо было сказать сразу. Я только как последний идиот время от времени поднимал челюсть с пола.

Стэйси Кляйн было что-то около тридцати восьми лет. Работала тут очень давно и переспала со всем коллективом. Последнее время находилась в простое, потому что новеньких не наблюдалось.

- Короче, если Кляйн посчитала тебя мужиком, считай, все молодые девицы отдела у тебя в кармане… ну или где-то возле штанов! - ржал он, - И вообще, ты в коллективе!

Мне было не до смеха.

Я старался не стать либо озлобленным идиотом, либо мачо первой пробы, а остаться собой. За мной, не буду скромничать, гоняло полотдела. И подарил же мне какой-то родственничек это личико! Иногда хотелось поубавить природной сексуальности, а то поди среди этих девиц найди свою любовь…»

POV Билл

«Это был потрясающе роскошный номер отеля. Конечно, не люкс и даже не три звезды, а просто частная гостиница из дешевых, но для меня это было VIP. Я ведь привык спать даже не на тонком матрасе, а на картонках, прикрываясь чем придется. Иногда не было даже крыши над головой, и я мок под моросящим дождем. Жизнь на улице научила меня если не всему, то очень многому.

Все мои сбережения, вытащенные из дома, я тратил по чуть-чуть, покупая батоны дешевого хлеба. Я не хотел подыхать от голода – жизнь и месть были важнее. Не суть было важно, кем быть, главное, иметь возможность мстить.

Это было страшное время. Я напоминал уличного кота, кем и был. Я шарахался от каждого шороха, поджимая мокрый хвост. Скрывался по подвалам, сверкая глазенками из-за развалившихся древних печек Гамбургских трущоб. Я забыл обо всем хорошем, что раньше окружало меня, казалось, даже время обо мне забыло. Но я помнил одно, в голове постоянно пульсировала одна мысль, только благодаря ей я жил: месть. Много ли надо обиженному озлобленному юноше, чтобы заставить себя существовать в таких условиях?

Я мог бы вернуться – как испытание моей воли и обиды. И вот оно. Я не вернулся и не простил.