Море дышит велико

— Дак всё одно скиснет, — обнадежил Петр и тут же попросил выписать ручную помпу.

— Обойдешься! Жратву некуда разместить, а ему — помпу.

— Бог не выдаст, свинья не съест!

Боцман заметно обнаглел и на него пришлось при­крикнуть. Однако это не спасло молоко, которое все же заквасилось, а говядина, сплошной филей без еди­ной косточки, оттаивая, пустила слезу, и над ней уже роились мухи. Пропадало добро, и Выра, страдая, не мог обойтись без верного боцмана.

— Что будем делать?

— Пока в порту, молочные фляги за борт на шкер­тах. Будут как в погребе.

— А в море?

— Принайтовим на стеллажах заместо глубинок.

Другими словами, Осотин предлагал накрепко при­вязать бидоны в специальных ячейках для глубинных бомб. Выре это показалось разумным.

— Мясо — завялим! — продолжал боцман, обо­дренный кивком. — Давайте мешок соли и пустой ящик. Всего и дело́в.

— Коли берешься вялить — действуй. А ящик найдешь сам на причале...

Бесхозную тару в порту раздобыть не удалось. На причалах не было ни соринки, не то что ящика. Выре пришлось подписать для боцмана еще одно требование на ручную помпу, но обязательно в деревянной упа­ковке. Вдвоем они долго химичили, распихивая грузы по нижним помещениям катера, который оседал на глазах. Портовый надзор, заметив, что ватерлиния ушла в воду, потребовал провести кренование и выяс­нить, как повлиял перегруз на мореходные качества. Однако инспектора были снисходительны и после бутылки бренди подписали все нужные бумаги.

Вяленое мясо Осотин подвесил к мачте и рядом ножик на прочном лине. Каждый, кто не укачивался, мог отрезать кусок вяленого филея и запить просто­квашей. Так и питались, на манер древних ушкуйни­ков. Приготовить горячую пищу в океане всё равно оказалось невозможно.

Державный ветрило стервенел от норд-оста, во­льготно о́рал-распахивал, сгребая воду в складки. Он разбивал гребни, мёл брызги поверху, закручивая как в буран. А небо, изнемогая, ссутулилось от тяжести облаков. Небо едва не падало на вздыбленную волну.

В голове ордера шел тральщик типа «амик». Это слово происходило от американского термина «ауксилери майн-свиперс», в дословном переводе означающе­го «миновыметальщики вспомогательных морских сил», а сокращенно «АМ». Это был большой по сравне­нию с катерами корабль, водоизмещением почти в ты­сячу тонн. На расстоянии полмили он то показывался целиком, то пропадал из видимости — как бы тонул. В пучине скрывались последовательно: палуба, мостик и наконец мачта высотою в двадцать метров.

Ничего не оставалось на поверхности, и Выру охваты­вала жуть, пока белую кипень опять не протыкали, всплывая, сначала мачта, потом мостик, палуба, кор­пус. Тральщик издали казался ничтожным, а был, однако, очень прочным, цельносварным. Деревянный катеришко Максима Рудых, точно такой, как у Выры, шел ближе, держался почти рядом, но смотреть на него было еще страшней. Катер швыряло и накрывало с мачтой. Подброшенный на гребень, он зависал с об­наженной кормой, под которой отчаянно, бешено кру­тились голые винты.

На борту у Выры винты тоже взвывали, идя враз­нос, каждые пятнадцать секунд. Чтобы уберечь дизе­ля, требовалось сбавлять холостые обороты, а в следу­ющий момент корма опускалась, и возникал пик на­грузки. Упустить его тоже было нельзя. Иначе двига­тели могли заглохнуть. Задыхаясь в отсеке без венти­ляции, привязанные ремнями к боевым постам, мото­ристы изменяли режим движения четырежды за ми­нуту, то и дело продувая кингстоны, чтобы не до­пустить засоса в систему охлаждения.

Рулевой правил вслепую по гирокомпа́су. Иллюми­наторы перед ним лишь светлели и темнели, не осво­бождаясь от потоков. Волна била в левую скулу кате­ра, с легкостью разворачивая корпус. И катер скаты­вался по склону лагом, поперек курса. И каждый сле­дующий вал грозил опрокинуть, если не успеешь раз­вернуться навстречу ему. Рулевые успевали, хотя и вы­матывались начисто за десять-пятнадцать минут вах­ты. Только Выре не было подмены. На океанском пере­ходе, подобно господу-богу, он оказался единым в трех лицах, то есть нес службу и за себя, как командира катера, и за не назначенного еще помощника командира, и за штурмана. Что делать? Из-за нехватки лично­го состава вместо штатных тридцати пяти человек эки­паж временно сократили до двадцати. Одно из спаль­ных мест в офицерской каюте занимал пока дивизион­ный механик, но ему нельзя было доверить ходовой вахты.

Старший лейтенант Выра с беспокойством ощущал, как его катер, постепенно тяжелея, всё трудней всхо­дил на волну. Он уже не «отыгрывался», сбрасывая с палубы воду, а протыкал гребень, шел в пучину вро­де подлодки. Вот какая расплата ожидала Выру за бессовестное куркульство. И ему вдруг показалось, что щедрость американских властей и либерализм портового надзора были не случайны.

«Вот карась, — запоздало корил он себя. — Хиба ж кто знал? Клюнул на голый крючок».

Дивизионный механик первый раз за поход под­нялся на ходовой мостик. Он был одет так же, как Выра: в кожаный реглан на меху и сапоги-ботфорты с наружными застежками по голенищу.