Море дышит велико

— Считаю, что моральный облик товарища Мочалова следует обсудить, — официально заметил Макар Платонович.

— А мы чем занимаемся? — спросил Выра.

— Имеется в виду персональное дело.

— Основания бесспорно есть, — кивнул командир, — Но, учитывая многие обстоятельства, на первый раз, пожалуй, обойдемся без протокола.

Тирешкин повел плечом, оставаясь при своем мне­нии, но спорить не стал. Остальные слушатели тоже считали, что лучше без протокола. На следующий день доктор нашел у себя в каюте графинчик дефицит­ного пива с аптечной сигнатуркой: «Шурик! Куда вы? Безутешная Людочка!» Вечером на его письменном столе появился небольшой томик, переплетенный в корешок без названия и обернутый в целлофан. По формату книжка походила на поэтические сборники из личной библиотечки Мочалова. Сорвав прозрачную оболочку, он прочитал на титульном листе: «Нас море примчало к земле одичалой в убогие кровы, к недол­гому сну...» Кроме посвящения, подарок отношения к поэзии не имел. Это была старая инструкция по мон­тажу вооружения на транспортах, напечатанная на за­нозистой грубой бумаге военного времени. Пособие бы­ло устаревшее и многое теряло без целлофана.

Подношения бедному «Шурику» являлись плодом коллективного творчества, а он, вспоминая ехидное за­мечание о государственных стандартах, всё валил на механика и взыграл окончательно, увидев на двери своей каюты фотографию восьмиугольного строения в аккуратной рамке из полированного эбонита со следу­ющей надписью: «Вход свободный, выход по способ­ности!» Перед ужином, когда вестовой расставил та­релки с супом и ушел в буфет нарезать хлеба, доктор сыпанул в тарелку Бебса хороший заряд слабитель­ного.

Но уединение на корабле — понятие относитель­ное. Даже когда считаешь, что тебя никто не видит, это ощущение часто бывает субъективным. С палубы, через открытый световой люк, за фармацевтическими манипуляциями «бедного Шурика» наблюдал Пекочинский, а Бебс успел переставить эту тарелку самому доктору. Роман намеренно опоздал к столу, чем вы­звал недовольство старпома. Лончицу не хотелось под­ниматься с дивана, чтобы пропустить доктора на штатное место.

— Корабельный распорядок обязателен для всех! Понятно? — сказал Евгений Вадимович, указывая на пустой стул. — Садитесь сюда! Заместитель команди­ра задержался на берегу.

Доктор ел суп, тихо радуясь, а механик с минёром грустили. Неожиданное появление Тирешкина до крайности осложнило ситуацию.

— Извините, Макар Платонович, — смутился старпом. — Если не возражаете, я попрошу вас на свобод­ное место.

Заместитель командира отнюдь не возражал. Пекочинский растерянно оглянулся на механика. Тот же, едва не подавившись, немедленно проявил заботу и внимание:

— Бирюков! Замените эту тарелку. Не видите? Суп остыл.

— Спасибо, Борис Егорович, — возразил Тирешкин. — Горячая пища вредна для желудка.

Усаживаясь на место доктора, Тирешкин попутно напомнил ему, что тот не заботится о здоровье офице­ров. Диетический стол без сушеных овощей и соле­ной трески давно привлекал Макара Платоновича. Мо­чалов вяло возражал, ссылаясь на отсутствие меди­цинских показаний и на то, что кокам тяжело гото­вить пищу отдельно. Бебс нервничал. А Пекочинский, странно взглянув на доктора, спросил, в чем проявля­ются симптомы гастрита.

— Боли в желудке и всё такое... Неудобно объяс­нять за столом.

— Может быть, у Макара Платоновича еще по­явятся показания? — выразил надежду минёр.

Тирешкин скорбно кивнул. Он не подозревал, на­сколько близок от него диагноз этой болезни и вожде­ленный диетический стол. Однако Выра, обеспокоен­ный возней в кают-компании, посмотрел на механика, потом на минёра и решительно вмешался в естественный ход событий:

— Бирюков! Слушай такую вещь! Эту тарелку вы­плеснуть за борт!.. Недостойная шутка, — добавил он, убедившись, что Тирешкину подали другую тарелку супа.

Доктор, а вслед за ним механик с минёром потеря­ли аппетит, а замполит попросил уточнить, что коман­дир корабля имеет в виду. Однако Василий Федотович вовсе не собирался объяснять это Тирешкину. Выявив по визуальным признакам действующих лиц розыгры­ша, он начал с Мочалова:

— Мое терпение не бесконечно. Как только доду­мались?

Доктор дипломатично ожидал, пока не станет яс­ной степень прозорливости начальства. Не получив от­вета, Выра был вынужден искать другой повод для критики:

— Опять нарушаете форму одежды?

Мочалов оглядел новенький китель с никелирован­ными «белыми» пуговицами, проверив на ощупь, все ли они застегнуты. Казалось, в таком виде не страшно повстречаться с самим комендантом гарнизона. Но первое впечатление оказалось обманчивым.

— Где орденские планки? Или стесняетесь ордена Красного Знамени?

«Такой орден? У «бедного Шурика»?» — поразил­ся Чеголин.

— Сами знаете, как это получилось, — оправдыва­ясь, сказал Мочалов.

— Я-то знаю... А вот они — нет, — кивнул Выра на остальных членов кают-компании. — А жаль, ваша роль в тех особых обстоятельствах...

— Ну, какая «роль»? — взмолился доктор. — Я же не сам... Я выполнял приказ...