Море дышит велико

После бомбометания спустили на воду катер и об­наружили двоих моряков-пограничников. Один из них скончался еще на катере, другой — в лазарете траль­щика. Капитан-лейтенант Рудых донес об этом коман­диру конвоя и получил приказ оставаться в районе гибели пограничного «эскаэра», продолжая поиск под­водной лодки. Первый момент Максиму захотелось переспросить. Неужели флагман не понимал, что траль­щик без акустики не в силах обнаружить подводную лодку и тем более уничтожить её? Лестная ссылка на боевой опыт Рудых в полученном семафоре выглядела скорее иронически. Но приказы обсуждению не под­лежат.

— Дать квитанцию, — распорядился капитан-лей­тенант. «Квитанцией» на флоте называется специаль­ный ответный сигнал, показывающий, что депеша по­лучена, понята и принята к исполнению.

Четыре транспорта с грузом исключительной важ­ности медленно отодвигались в сопровождении остав­шихся кораблей охранения. Изумрудные проблески в кильватерных струях сначала поблекли и вовсе рас­творились в темноте...

Приказы не обсуждаются до тех пор, пока они не отошли в историю. Потом, наоборот, их начинают толковать так и сяк, стараясь извлечь опыт. И вот тут оказывается, что не все приказы поддаются логи­ческому объяснению. Будущим исследователям не всегда слышен звон туго натянутых нервов.

Рудых подумал о том, что командиру конвоя еще трудней. У него теперь осталось только четыре траль­щика, по одному на каждый охраняемый транспорт. Максим же, как месяцем раньше в свободном поиске, отвечал только за свой корабль. Сколько уже было бо­ев, и каждый раз ему удавалось подчинять себе обстоятельства. Теперь следовало взвесить шансы противни­ка, который представлялся Максиму зримо и всегда одинаково: лощеный корветтен-капитан с железным крестом, самоуверенный и расчетливый, а обличьем почему-то смахивающий на того ирландца-инструктора, которого Рудых одолел в учебном поединке на «столе атаки». Зримый облик врага помогал Максиму, как в шахматах, анализировать варианты на два-три хода вперед, не попадая в цейтнот. Сейчас он явно играл чёрными, но, черт подери, преимущество у на­чинающего партию еще не обязательно приводит к мату.

К девяти утра развиднелось, и это обстоятельство Рудых записал на свой счет. Он специально утюжил море на малом ходу прямыми галсами, чтобы вызвать на себя обычную парогазовую торпеду, от которой рас­считывал уклониться внезапным рывком. Но против­нику тоже была известна маневренность тральщика и способность развить большую скорость. Максим услышал взрыв уже после того, как его отбросило к ограждению мостика, разбив лицо и обдав ледяным душем из-за борта. Корабль продолжал двигаться по инерции.

— Как же это? — оправдывался контуженный си­гнальщик. — Без перископа? Товарищ командир, не было перископа.

— К вам претензий нет, — успокоил Рудых.

А кормы не существовало. Среди искорёженного металла сиротливо, страшно торчали руль и винты, за­дранные вверх. Остановились вспомогательные меха­низмы, погас электрический свет. Вахтенный мото­рист, не понимая, что произошло, доложил по теле­фону о том, что правый двигатель в норме.

— Какая норма? — перебил Максим. — Дизеля больше не нужны. Запускайте вспомогательный на ди­намо.

Максим почти не удивился, получив удар акусти­ческой торпедой. Когда играешь чёрными, глупо наде­яться на свой дебют. Корветтен-капитан был расчет­лив. И он не стал рисковать, показывая свое место. Одним ударом, тральщик был лишен хода, оборвалась радиосвязь, и помощи ждать не приходилось.

— «Бешеной волной на берег морской мичман Джон был выброшен наутро. Там нашла его Кэт из Чикаго...»

Мысли Максима, как и корабль, тоже обладали инерцией. Он вспомнил последний куплет песенки при всей неуместности её. Куплет оказался вздорным. И ничего там не было про живучесть. А тральщик между тем не тонул, аварийной партии удалось на­дёжно подкрепить водонепроницаемые переборки, и артиллерия находилась в полной готовности. При чем здесь какая-то Кэт? Максим слишком хорошо помнил смазливую нахалку горничную из флоридского оте­ля...

Песенка, отслужив, отлетела, а противник показал перископ. Корветтен-капитан наверняка гоготал в цен­тральном посту, уверенный в полной безнаказанности. Стоп! Почему бы не убедить его в том, что не стоит тратить вторую торпеду? Мысли Максима Рудых ста­ли четкими, холодновато-рельефными, как всегда пе­ред боем. Итак, задача прояснилась. Тральщик был обречен, но Максим Рудых своей партии еще не закон­чил. Очередной ход оставался за ним...

Глава 4

«Шурик» без целлофана

Городок состоял из одинаковых двухэтажных домов, срубленных из бревен. Ресторан был тоже дере­вянный. Здесь подавали салат из огурцов со сметаной, обязательную тресочку по-поморски, затем глазунью или яйца вкрутую, а на третье — шоколад, сваренный с молоком, наподобие какао. Роман Мочалов, не раз­мениваясь на остроты, попросту умножил скудный пе­речень блюд на четыре персоны за исключением де­серта.