Море — мой брат. Одинокий странник

Фу! Он слинял и правильно сделал. Посреди ночи проснулся, пошел гулять по улицам; казалось, темные деревья шелестели ему прощальную песню, и он запрыгнул на товарняк до Олбани. Так и начались десять лет скитаний; Канада, Мексика, сорок три штата, работа в гаражах, в закусочных, строительные бригады, отели Флориды, шофер грузовика в Джордже, бармен в Новом Орлеане, помощник в беговых конюшнях, на Запад с цирком, зазывала в Санта-Аните, букмекер в Салеме, штат Орегон, и, наконец, первый рейс из Сан-Франциско. Затем ленивые дни в Тихом океане, переход вокруг мыса Горн, по всему миру и обратно с подвывертом, от Японии до Нидерландской Гвианы. Десять лет… Встречи с парнями вроде Ника Мида и участие в бунте на стороне бедных индийских бродяг в Калькутте; тюрьма в Шанхае за то, что мотался за Ником, – ну да, тот был коммунистом… но Уэсли это сделал ради хорошего времяпровождения и общих принципов, в то время как Ник верил; что ж, Уэсли Мартин с тем же успехом поверил бы в ничто, кабы оно объясняло всю чертовщину, через которую он прошел; Ник славный малый, сражался за бедных испанских бродяг и получил за это пулю; а по мнению Уэсли, уйти в море уже достаточно, к черту бунты, пьянство, женитьбу и весь мир с подвывертом же. Тут главное не переживать ни о чем – моря достаточно, море – это всё. Просто оставьте его в покое, он хочет выйти в море и быть в мире, который ему по нраву, благочестивом, справедливом и здравомыслящем мире, где парень может никуда не лезть и работать по-честному.

И какого черта ей нужно теперь? Он однажды уже встретил ее в нью-йоркском ночном клубе, но она его упустила, он драпанул. К черту ее! С него по самое не хочу хватило бича…

Уэсли снова наполнил свой стакан, выпил, наполнил опять и выпил еще раз. Он так набубенится, что, когда она придет, он ее не узнает… как она теперь выглядит? К черту!.. он был уже изрядно пьян. Может, она теперь похожа на старую ведьму, зацелованную дебютантку с коктейльными кольцами вокруг глаз. В нью-йоркском ночном клубе она, конечно, выглядела постарше, но у нее была все та же фигура, тот же неугомонный смех… она пришла с высоким блондином, который все поправлял свою черную бабочку, – это было пять лет назад.

Уэсли обернулся и взглянул на сетчатую дверь… она и правда придет? Она два месяца ждала его в Бостоне?

Уэсли налил себе еще, от кварты осталось совсем немного, он наполнил стаканы товарищей – они теперь обсуждали музыку – и тем самым ее опустошил. Хотел снова разбить бутылку, как всегда поступал с этим символом пустоты – после каждой капитуляции перед ее невыполненными обещаниями. Он хотел бы разбить ее о другие бутылки в баре отца и потом заплатить ему за ущерб, – может, так и надо было поступить в Нью-Йорке, когда у него было восемь сотен долларов, надо было пойти в самый развеселый бар города и разбить все бутылки, зеркала и люстры, все столы, подносы и…

– Уэсли?

Сердце Уэсли подпрыгнуло, с другого конца стойки его отец смотрел на того, кто заговорил у Уэсли за спиной. Эдна… ее голос.

Уэсли медленно обернулся. Позади него стояла девушка, бледная девушка в темно-коричневом летнем костюме, шрам рассекал ее лоб над левой бровью. Женщина, зрелая женщина, а не маленькая Эдди, на которой он женился… десять лет назад… нет, это другая женщина.

Уэсли ничего не мог сказать – он пристально смотрел в испытующие голубые глаза.

– Это Уэсли! – сказала она, в основном для себя.

Уэсли не нашелся с ответом; он сидел, повернув голову, ошарашенно глядя на нее.

– Ты не хочешь сказать «привет»?

– Ты Эдна, – гипнотически пробормотал он.

– Да!

Уэсли медленно слез с барного стула и встал перед ней, по-прежнему держа бутылку. Руки дрожали. Он не мог оторвать изумленного взгляда от ее лица.

– Как ты, Уэсли? – спросила она, изо всех сил стараясь держаться формально.

Уэсли несколько секунд молчал, слегка покачиваясь, в изумлении широко раскрыв глаза.

– Я? – прошептал он.

Девушка нервно переступила с ноги на ногу.

– Да, как ты? – повторила она.

Уэсли быстро взглянул на Билла Эверхарта и Ника Мида, но те были так поглощены беседой и так пьяны, что девушку даже не заметили. Его отец наблюдал с другого конца бара, сдвинув густые белые брови – в смущенном беспокойстве, показалось Уэсли.

Уэсли повернулся к девушке.

– Я ничего, – выдавил он, запинаясь.

Они молчали, нерешительно глядя друг на друга посреди опилок.

– Пожалуйста, – произнесла наконец Эдна, – может… может быть, мы… выйдем?

Уэсли медленно кивнул. Когда они выходили, он запнулся ногой и едва не упал – он был пьянее, чем думал, – чертовски пьян.

Они вышли на ночную улицу, пропахшую морем; в нескольких кварталах громыхала, затихая вдали, надземка. Музыка и порыв теплого пивного ветра вырвались в ночь из бара.

– Давай прогуляемся, – предложила Эдна. – Тебе нехорошо.

Уэсли шел по улице с Эдной, ее темные волосы блестели в свете фонарей, а каблуки чопорно цокали в мягкой тишине.

– Будь я проклят! – пробормотал он.

– Что?

– Будь я проклят.

Эдна внезапно засмеялась – тот же самый краткий неугомонный смех, который Уэсли почти забыл.