Море — мой брат. Одинокий странник

Он сходил к кубрику Уэсли; может, тот уже вернулся и незаметно ушел спать. Но никто его не видел. Один палубный матрос, юноша лет шестнадцати, сказал Биллу, что уже выходил с Уэсли раньше.

– Не беспокойся, – ухмыльнулся парень. – Небось, он ушел на длинную гулянку… пьет, как свинья.

– Я знаю, – засмеялся Билл.

– Вот его койка, – добавил парень, указывая на пустое спальное место в углу. – У него под подушкой новая зубная щетка. Если он не вернется, я ее заберу.

Они радостно засмеялись хором.

– Что ж, в таком случае, надеюсь, он вернется, – сказал Билл. – Он только вчера купил эту щетку на Сколлей-сквер.

– Отлично! – усмехнулся парень. – Небось, хороша.

Билл поднялся на следующую палубу. Было темно, тихо. В гавани сиреной взвизгнула баржа, краткими, резкими предостережениями нарушив спокойствие воскресной ночи. Звук отражался эхом. Билл чувствовал, как внизу на холостом ходу работает двигатель «Вестминстера» – бездеятельное сердце, что на стоянке копит энергию для долгих суровых испытаний, низко гудя в неутомимом темпе жуткой силы.

При свете спички он нашел шестнадцатую каюту и тихо постучал.

– Войдите! – сказал приглушенный голос.

Ник растянулся на койке, читая. В маленькой каюте он был один.

– А, привет, – с некоторым удивлением поздоровался он.

– Читаешь?

– Да. «Сталин» Эмиля Людвига… на французском[31].

Билл сел на складной стул у раковины. Каюта оказалась маленькой и чистой, значительно уютнее, чем обшитые сталью кубрики внизу. В ней были койки с мягкими матрасами, зеркальные шкафчики над раковиной и занавески на затемненных иллюминаторах.

– Здесь довольно мило, – сказал Билл.

Ник продолжал чтение. Кивнул.

– Еще не видел Уэсли? – спросил Билл.

Ник поднял глаза:

– Нет. Не знаю, где его черти носят.

– Надеюсь, он не забыл про «Вестминстер», – усмехнулся Билл.

– На него не похоже, – пробормотал Ник, возвращаясь к чтению.

Билл взял сигарету из пачки на койке Ника и молча закурил. В комнате было душно. Он глотнул воды и сел обратно.

– Знаешь, когда отчаливаем? – спросил Билл.

– Через несколько дней, – пробормотал Ник, по-прежнему читая.

– В Гренландию?

Ник пожал плечами. Билл нервно вскочил и беспокойно заходил по каюте с сигаретой, затем повернулся и сердито уставился на Ника, однако тот невозмутимо продолжал читать. Билл, не сказав ни слова, вышел и снова оказался на темной палубе. Он облокотился на планшир и хмуро взглянул вниз. Вода тихо плескалась у ватерлинии, из темноты поднимался запах гниющей замшелой древесины.

Проклятый дурак Мид!.. Но все же, кто из них двоих дурее? Эверхарт, конечно… надо вернуться и высказаться. Выйдет перебранка, и, видит Бог, перебранки и споры не очень приятны, но ничего, кроме честного поединка, не положит конец унижению! Этот дурак специально его раздражает…

Не успев сообразить, что делает, Билл уже зашагал обратно в каюту Ника.

Тот взглянул на него с вежливым удивлением:

– Что будешь делать, плевать за борт?

Билл заметил, что нервно дрожит, ноги его не держали. Он снова молча плюхнулся на стул.

Ник вернулся к чтению, словно ничего не происходило, словно присутствие Билла – явление такое же повседневное и естественное, как нос на лице. Билл, между тем, сидел, нервно трясясь, на стуле. Дрожащей рукой поправил очки.

– Я встретил на борту парня из Йеля, – в отчаянии сказал он Нику. – Удивительно красивый парень.

– Правда? – пробормотал Ник.

– Да.

Повисло тяжелое молчание, внизу вибрировал двигатель.

– Слушай, Мид! – услышал Билл свой крик.

Вздрогнув, Ник поднял глаза, откладывая книгу.

– Что?

– Ты на меня взъелся за мои теории… мне-то что… но ты выглядишь глупо! – с запинкой сказал Билл.

Голубые глаза Ника расширились в оцепенелом негодовании.

– Ты слишком солиден, а ведешь себя как ребенок…

– Ладно, – перебил Ник. – Я тебя услышал.

– Ну, ты согласен? – воскликнул Билл со своего стула. – Согласен? Если нет, то ты первоклассный дурак!

Спокойные глаза Ника остановились на Билле, заледенев голубым холодом.

– С прошлой ночи ты строишь из себя гневного благородного мученика. – Билл тараторил в нервном возбуждении, и руки у него ходили ходуном. – Ей-богу, я хочу, чтобы ты знал: я не меньше антифашист, чем ты, хоть у меня и не было возможности стрелять по фашистам в Испании!

Лицо Ника вспыхнуло, но глаза пребывали неподвижны и равнодушны, гнев пополам с испугом… и правда, дрожащий голос Билла звучал слегка маниакально.

– Ну? – задыхаясь, крикнул Билл.

– Не знаю, не знаю, – с пренебрежительным подозрением мурлыкнул Ник.

Билл вскочил на ноги и ринулся к двери.

– О, – воскликнул он, – ты у нас привилегированный антифашист, а! Единственный в мире!

Ник сурово смотрел на него.

– Ты не знаешь, – в ярости передразнил Билл. – Ей-богу, ты не достоин движения… ты отъявленный дурак!

Билл рывком распахнул дверь, грохнул ею и нырнул в темноту.

Спотыкаясь, он спустился на палубу, задыхаясь от злости и унижения; безумное удовлетворение наполняло его, несмотря ни на что, кровь стучала в висках и опьяняла все его возбужденное существо горячим духом блаженных терзаний.

Голос позвал его по имени. Билл остановился и обернулся… Ник.