Море штормит

— Не-ет, тут совсем другое. Про какой-то десант… Да вы пройдите. Они сейчас в красном уголке.

Идти пришлось недалеко.

— Здравствуйте, — плотно прикрывая за собой дверь, с порога поздоровалась Зина.

Навстречу ей поднялись двое. В комнате тускло светила лампочка, и Зина подосадовала, что, идя в цех, постеснялась надеть очки.

— Колесников, — смущаясь, представился тот, что был ближе, русый, крутолобый, с добрыми глазами на открытом, по-славянски мягком лице. От его спецовки пахло мазутом.

Второго, высокого, в свободной черной куртке нараспашку, Зина разглядела только сейчас. Был он широк в кости, смуглокож, в темных волосах густая седина. Грудь его туго обтягивал мохнатый свитер, какие любят носить летчики, геологи и водолазы. Лицо этого человека показалось ей неприветливым, хмурым. Над неестественно изогнутой бровью белел узкий изломанный шрам.

Прихрамывая, высокий шагнул из-за стола, и тотчас у Зины бешено заколотилось сердце. Она едва не выронила блокнот.

Человек в свитере протянул ей руку:

— Нарожный. Только что с самолета…

«Я ХОЧУ СГОРЕТЬ ОТ МОЛНИЙ!»

Закрывая солнце, медленно плывет по небу многотонная стальная ферма. Прищурив глаза, Сергей внимательно следит за ее движением. Подняв над головой руку, едва уловимыми сигналами помогает крановщице закончить сложный маневр.

Черная металлическая махина точно опускается и замирает в уготованных ей гнездах. Вспыхивают голубые огни электросварки. И вот уже стальная конструкция намертво срастается с гудящей громадой одного из будущих пролетов. В такие-то вот минуты, должно быть, и родятся в сердце стихи. Где же тут не всколыхнуться душе, когда своими руками возводишь корпуса гигантского комбината, равного которому нет еще во всей Европе, когда видишь, как поднимается над тайгой, тревожа покой Карганач-горы, новый рабочий уральский город.

Горе́, говорят, миллионы лет. Она древней Эвереста. Старше Казбека. Седее Монблана. А город — моложе не сыщешь. Нет пока что широких проспектов. Не видно бульваров и парков. После работы многим идти по узеньким тропкам в бурые холодные палатки, в низкие дощатые бараки. Но зато допоздна, каким бы горячим ни выдался день, спорит, мечтает, загадывает братва: а как же здесь будет завтра? И дух захватывает, как на ветру.

Просигналив такелажникам отбой, Сергей задержался на верхней площадке. Не оторвать глаз от синеватой привораживающей дали.

Отсюда, с будущего цеха крупного дробления, хорошо видны все боевые порядки комбината. Еще недавно здесь буйствовали ветры, сгибая к земле низкорослые сосны, ломая молодой березняк, оголяя каменистые склоны. А нынче даже будто ниже стала легендарная Карганач-гора. У подножия ее, наступая на хвойный насупившийся лес, серебрится во всю десятикилометровую ширь рожденное строителями море. День ото дня преображаются его берега.

Ближе к восточным уступам четко вырисовывается светло-серое здание ТЭЦ. Высоко поднялась над ним вся в огромных шахматных клетках стопятидесятиметровая дымовая труба. Чуть правее, на том берегу, столпились темно-зеленые пакгаузы и временные склады. Стрелой уносится к ним недавно проложенная колея. Летит по сверкающим рельсам электровоз. Тянет за собой караван цистерн и открытых платформ. По соседству, постепенно высвобождаясь из лесов, растет насосная станция осветленной воды. От западных склонов горы шагают один за другим первые кирпичные дома Железногорска. А по извилистому шоссе, сердито погромыхивая кузовами, несутся к бетонному заводу неутомимые работяги МАЗы…

Скрежет металла, раскаты далеких взрывов, шипение электросварки, глухой нескончаемый гул! И кажется уже: это грохочет не стройка, а вырываются из-под земли, доносятся из рудных глубин густые, рокочущие голоса. Будто сама Карганач-гора угрюмо предупреждает человека: без боя богатств не отдам! Ну что же, поспорим. Затем и сошли с кораблей на сушу. Слышишь, гора?

— Серега, ты что? — В куртке нараспашку перед ним — Борис Шестаков. Губы в улыбке. Глаза веселые. — Сам с собой уже споришь? Или опять стихотворный момент?

Сергей отмахнулся. Надо же так размечтаться. Теперь Борис не отстанет. По части подначек первым в кубрике был. Но в эту минуту над стройкой, подхваченный таежным эхом, деловито поплыл басистый гудок. Кончилась смена. Тотчас откуда-то снизу раздался звонкий, совсем как у юнги, голос Семена Зуева:

— Стоп, машина! Бросай якоря!

Не терпится парню катер скорее наладить. Тоскует по большой волне. Вместе с Толькой Юсуповым все вечера колдуют. Раздобыли на складе списанный мотор. Пытаются теперь приспособить. Вот и сейчас: только с высоты — и что есть духу прямехонько к морю.

— Слыхал, какое название они своему линкору придумали? — Сергей подмигнул Борису, но тот ответил подчеркнуто строго:

— Название что надо. Это я предложил…

— Ишь ты! Ну а на кой бис так звучно: «Ураган»? Катерок-то — скорлупка!

— Чудак ты, Серега. Сам ведь рассказывал, как на рыбачьих челнах на Буге даже штурм начинали. Тут, брат, водоизмещение ни при чем.

— Так то же в войну. А сейчас…