Море синеет…

"Рассвет выдался холодный, ветреный, и настроение у меня упало дальше некуда. Мы с Шейлой спозаранку отправились в док выводить "Джипси Мот": начался прилив. Ошвартовались в небольшом ковше, я попробовал поесть чего-нибудь, но кусок не лез в горло. Три моих соперника выглядели также довольно уныло. То были Блонди на своем "Джестере", Дэвид Льюис на "Кардинел Вертью" и Бэл Хауэллс на "Эйре". Несколько владельцев яхт, намеревавшихся принять участие в гонке, не явились на старт. Один американец, хозяин нарядной яхты, отказался от участия по настоянию своей молодой жены, другой, тоже американец по имени Пайвер, шедший на тримаране с полным экипажем из Штатов, еще не успел добраться до Плимута, а когда пришел, то оказалось, что ему уже не догнать нас. Я встретил впоследствии одного из членов его экипажа в Нью-Йорке, который заявил, что ни за какие коврижки не пошел бы на тримаране в одиночку. Пайвер и так достиг немалого, вместе с экипажем он пересек Атлантику с запада на восток. Хемфри Бартон собирался стартовать на своем 12-тоннике "Роуз оф Нью-Йорк", но тоже выбыл, поскольку не смог установить рулевое устройство. Он принял участие в качестве матроса в 47-дневном переходе на яхте класса "вертью", которой командовал О'Риордан.

В напряженный момент, когда полагалось выходить на линию старта, путь загородил один мой приятель на своей яхте. Этого мне не хватало: нужно было следить за тем, чтобы не столкнуться с соперниками, а тут еще мешали яхты, катера и крупный тральщик, битком набитые зрителями.

Раздался стартовый выстрел, и гонка началась. И какая гонка! Правилами гонок предписывалось: "Оставить буй Мелампус справа, после чего любым маршрутом дойти до плавучего маяка Амброз близ Нью-Йорка. Все участники вырвались вперед, но едва я поставил большой генуэзский стаксель, как начал их догонять. Затем уменьшил ход, приведясь к ветру, чтобы пройти мимо волнолома, не меняя галса. Мористее ветер посвежел, началось волнение, и вскоре я промок насквозь от морской воды и собственного пота: пришлось рифить грот. Сложность заключалась в том, что надо было накручивать парус на гик и одновременно расправлять складки у нока.

Когда я последний раз видел Дэвида Льюиса, он лавировал, двигаясь в сторону берега, чтобы обогнуть волнолом. Льюис находился с наветренной стороны от меня и не очень отставал. Должно быть, именно вскоре после этого у него переломилась мачта. Поставив аварийное вооружение, он вернулся в Плимут, где братья Мэшфорды починили ему мачту, и спустя три дня снова вышел в море. Насколько мне известно, это единственный в истории океанских гонок яхтсмен, который пришел третьим, сломав на старте мачту.

Первые трое суток то и дело штормило. Тяжелые волны обрушивались на палубу, и вода уходила в подветренные шпигаты лишь спустя полминуты. Я считал "Джипси Мот" сухим судном (прежде я обнаружил лишь одну или две незначительные течи): за три месяца плаваний мне ни разу не приходилось откачивать из нее воду. Но после первых трех дней гонки на стенках каюты появились подтеки, словно от косого дождя, все вещи отсырели, а некоторые промокли насквозь. Что было тому причиной, можно лишь догадываться: вероятно, под огромной тяжестью волн, обрушивающихся на судно, швы настила или обшивки на какую-то долю секунды расходились и пропускали мельчайшую водяную пыль. Удары волн были настолько сильными, что мне казалось, будто в яхту врезался пароход или сломалась мачта. Однажды, когда я спал, в борт ударило так, что меня подбросило, а тяжелый деревянный рундук, на котором я лежал, выскочил из кронштейнов. Промокнув, одежда так и оставалась влажной, просушить ее мне удалось спустя тридцать семь дней. За первые три дня я съел лишь несколько галет; я все время или страдал морской болезнью, или испытывал какое-то недомогание. Когда я перечитываю записи в вахтенном журнале, меня охватывает нетерпеливое желание снова повторить эту гонку. Я отчетливо вижу ошибки, которых мог бы избежать, вижу, как можно было бы увеличить скорость хода яхты. Но все это пустяки, ибо промахи и ошибки представляют собой плату за величайшее наслаждение совершить что-то впервые.

Капризы "Миранды" отнимали у меня уйму времени. Рычаг, при помощи которого флюгер прикреплялся к румпелю, то и дело открывался, задевая за ахтерштаг, и тогда, вскакивая с койки, я обнаруживал, что яхта идет неверным курсом. Меня постоянно преследовал страх, что яхта сама по себе произведет поворот оверштаг, тогда флюгер зацепится за ахтерштаг и рангоут сломается. Как только яхта сбивалась с курса, я тотчас это чувствовал и сразу, что бы я ни делал и как бы ни был одет, бросался на корму."

С каждым днем Чичестер все увереннее управлял яхтой, все смелее располагал паруса по отношению к ветру, чтобы выжать из судна все, что можно. Он вспоминает, как, проснувшись однажды утром, обнаружил, что яхта прошла 86 миль за 12,5 часа. Таким образом, средняя скорость составляла 7 узлов (судно шло полным ветром). "Только ради этого, — пишет Чичестер, — стоило участвовать в гонке!"