Море смерти, берег любви

Совершенно не стесняясь меня, Инга вошла в комнату. В распахнутом халатике виднелось крепкое гибкое тело с дрожащими яблоками грудей, плоский живот никогда не рожавшей женщины и сильные ноги поклонницы тенниса. На матовой коже блестели, переливаясь и дрожа, крупные капли влаги. Что-то негромко напевая под нос, она сбросила махровый халат и стала одеваться, деловито морща лоб, когда перебирала гору тряпок. Я смотрел на мальчиковую стрижку, делавшую шею длиннее и тоньше, на стройное гибкое тело, тонкие сильные руки – и чувствовал, что, если бы она захотела, я мог бы ее простить. Конечно, это безумие, но я смог бы вынести даже безумие…

Облачившись в деловой костюм, Инга наконец вспомнила обо мне. Она подошла и спросила:

– Ну как дела? Ты не скучал без меня, Сержи?

Как будто я мог ей что-то ответить! Так разговаривают с кошкой – ласково и безразлично, не ожидая ответа. Так разговаривают с фотографией погибшего человека – без надежды услышать отклик.

Аромат кофе, приплывший с кухни, защекотал ноздри. Инга ушла на кухню и появилась с бутербродом и чашкой. Она удобно уселась передо мной. Неторопливо она приникла губами к чашке, изредка поглядывая на настенные часы.

Она говорила не со мной, бесчувственной куклой, набитой опилками и способной только вращать глазами, она говорила сама с собой – так говорят на исповеди, так рассказывают попутчику в поезде историю своей жизни – с уверенностью, что выслушают, поймут и забудут… Забудут навсегда…

Глава двадцать первая