Море спокойствия

– И к тому же, – продолжала она, – я понимаю, что все это косвенные данные, и я в здравом уме. Это всего лишь серия описаний странного явления. Но совпадения, Гаспери. Эти мгновения сливаются воедино. Я должна рассматривать их как некое доказательство, фактическое подтверждение.

4

Если бы мы жили внутри симуляции, то как бы мы узнали, что это симуляция? В три часа ночи я сел на трамвай от университета до дома. В мягком свете вагона я прикрыл глаза, восхищаясь его свойствами. Мягкой вибрацией воздушной подушки. Звуками: едва слышным шелестом при движении, тихими разговорами, попискиванием детских игр. «Мы живем внутри симуляции», – говорил я себе, взвешивая идею, но она по-прежнему казалась мне маловероятной, потому что я мог чувствовать благоухание букета желтых роз, который бережно держала обеими руками сидящая рядом женщина. «Мы живем внутри симуляции», – но я испытываю голод, и что же, я должен верить, что это тоже симуляция?

– Я не утверждаю, что все эти мгновения складываются в бесспорное доказательство нашего существования внутри симуляции, – говорила Зоя час назад в своем кабинете. – Я говорю, что набралось достаточно доводов, чтобы начать расследование.

Как расследовать реальность? «Мой голод – симуляция, – говорил я себе, – но мне хочется чизбургер». Чизбургеры – симуляция. Говядина – симуляция. (Кстати, так и было на самом деле. Забой животных для употребления в пищу влечет за собой арест как на Земле, так и в колонии.) Я открыл глаза и подумал: «Розы – симуляция. Аромат роз – симуляция».

– Что собой представляет расследование? – спросил я ее.

– Думаю, надо побывать во всех точках времени, – сказала Зоя. – Переговорить с автором письма в 1912 году, с видеохудожником в 2019-м или 2020 году и с писательницей в 2203 году.

Я вспомнил новостные статьи, когда было изобретено путешествие во времени и сразу запрещено за пределами государственных учреждений. Я вспомнил главу из пособия по криминалистике, посвященную так называемой Розовой Петле, которая чуть всех не погубила. Ведь история искажалась двадцать семь раз, прежде чем изловили путешественника во времени и возместили нанесенный негодяем ущерб. Я знал, что сто сорок один человек из двухсот пяти, приговоренных к пожизненному заключению на Луне, отбывает наказание за попытку совершить путешествие во времени. И не имело значения, удалось им это или нет. Достаточно было попытки, чтобы угодить за решетку пожизненно.

– Гаспери, – сказала Зоя, – я не понимаю, почему у тебя такой ошеломленный вид. Что написано на вывеске на здании?

– Институт Времени, – признался я.

Она смерила меня взглядом.

– Я думал, ты занимаешься физикой, – сказал я.

– Ну… да, – сказала она. Пауза между ее словами получилась как разрыв между знаниями и достижениями размером в Солнечную систему. Я расслышал былую доброту, знакомое чувство, которым она щедро меня одаривала. Не всем же быть гениями, хотелось мне сказать ей. Но мы уже говорили на эту тему, когда были подростками, и неудачно. Поэтому я промолчал.

«Мы живем внутри симуляции», – говорил я себе, когда трамвай остановился за квартал до моего дома, но это так сильно противоречило, гм, реальности, за неимением более удачного слова. Я не мог это себе внушить. Не мог заставить себя в это поверить. По расписанию – я посмотрел на часы – через две минуты должен был пойти дождь. Я вышел из вагона и не без умысла зашагал очень медленно. Мне всегда нравился дождь. И не перестанет нравиться только от того, что он льется не из облаков.

5

В следующие недели я пытался привыкнуть к ритму своей жизни. Просыпался в пять вечера в своей квартирке, слушал музыку, занимаясь стряпней, кормил кота, прогуливался или ехал на работу на трамвае. К семи вечера я стоял в гостинице, обшаривая глазами вестибюль из-под темных очков. Большинство сотрудников не носили темные очки, но как светочувствительный уроженец Града Ночи, не переносящий рассеянного подкупольного света, я получил специальное разрешение отдела кадров на ношение темных очков. И стоял, размышляя обо всем, окружавшем меня, что могло оказаться нереальным. Каменная плитка пола в вестибюле. Материя, из которой сшита моя одежда. Мои руки. Мои очки. Шаги женщины, пересекающей вестибюль.

– Добрый вечер, Гаспери, – поздоровалась женщина.

– Привет, Талия.

– Ты очень сосредоточенно рассматривал полы в вестибюле.

– Могу я задать тебе вопрос совсем из другой оперы?

– Будь добр, – сказала она. – У меня сегодня был очень скучный день.

– Ты когда-нибудь задумывалась о гипотезе симуляции? – Вопрос казался мне уместным. Я не мог думать ни о чем другом.

Она приподняла брови.

– О том, что мы живем внутри симуляции? Я читала статью об этом несколько месяцев назад.

– Вот как.