Море спокойствия

– Лет десять. – Он разливал чай, но оторвался от своего занятия, что-то припоминая. – Нет, семь. Просто кажется, что десять.

– Я думал, ты лесовод.

– Откровенно говоря, я скучаю по этой работе. К сожалению, деревья теперь лишь мое хобби. Составишь мне компанию?

Я подошел к столу для совещаний – точно такой же был у Зои. Меня угнетала неестественность момента, отвратное ощущение того, что одна реальность ускользает и ей на смену приходит другая. «Но я знаю тебя много лет, – хотелось мне сказать, – и ты лесовод, а не сотрудник Института Времени. Мы вместе школу оканчивали».

– С деревьями проще? – спросил я.

– Чем на этой работе? Да. Намного. – Завибрировал его мобильник. Он взглянул на экран и поморщился.

– Почему ты не говорил мне, что работаешь здесь?

– Ну, это… затруднительно, – сказал он. – Говоря «затруднительно», я имею в виду «секретно». Дело в том, что мне нельзя отвечать на вопросы о своей работе, поэтому я не люблю о ней говорить.

– Странное, должно быть, ощущение, – сказал я, – заниматься чем-то секретным. – Говоря «странное», я имел в виду «потрясающее».

– Я стараюсь не лгать на эту тему. Если бы ты спросил, где я работаю, я бы ответил, в Институте Времени, и ты бы подумал, что моя работа связана с лесоводством.

– Ладно, – сказал я. Молчание становилось неловким. Я не знал, как попросить о том, чего хотел. Найми меня, прими меня, позволь участвовать в том, чем вы занимаетесь. – Ефрем, – начал было я, но тут дверь распахнулась, и вошла Зоя. Такого выражения на ее лице я не видел с детства. Зоя пребывала в бешенстве. Она села напротив меня, проигнорировав чай, и вытаращилась на меня, пока мне не пришлось отвести взгляд.

– Я проигрывал своей сестре в гляделки с пятилетнего возраста, – сказал я Ефрему. – Может, с четырехлетнего. – Он удостоил меня вялой улыбкой. Все молчали. Мой взгляд перекочевал на деревце бонзай.

Наконец Ефрем милостиво откашлялся.

– Послушайте, – сказал он. – Никто не нарушал правил. Когда Зоя говорила с тобой об аномалии, Гаспери, эта тема еще не была засекречена.

Зоя посмотрела на чай.

– Конечно, – продолжал Ефрем, – это не значит, что ты можешь торчать перед Институтом Времени, повторяя ее слова.

– Извини, – сказал я. – Ефрем, можно спросить: это реально?

– О чем ты?

– Рассказанное Зоей звучит складно. Но, гм, это была идея нашей мамы, – сказал я. – Гипотеза симуляции.

– Помнится, она говорила об этом, – сказал он мягко.

– Думаю, легко видеть несуществующие закономерности, когда теряешь кого-то.

Ефрем кивнул.

– Да. Я не знаю, есть ли в этом что-то, – сказал он. – Но мы не были близки с твоей мамой, поэтому я могу быть непредвзятой стороной в этом вопросе и думаю, здесь всего хватает, чтобы оправдать расследование.

– Могу ли я быть полезен? – спросил я.

– Нет, – пробормотала Зоя еле слышно.

– Зоя мне говорила о твоем желании здесь работать. – Я заметил, что Ефрем очень старался не смотреть на Зою.

– Да, – подтвердил я, – мне хотелось бы.

– Гаспери, – произнесла Зоя.

– Почему ты хочешь здесь работать? – спросил Ефрем.

– Потому что это увлекает, – ответил я. – Меня это увлекает больше, чем, ну, чем все, что я могу припомнить, откровенно говоря. Надеюсь, я не произвожу впечатления одержимого.

– Вовсе нет, – сказал Ефрем. – Ты производишь впечатление человека увлеченного. Мы все увлечены этим, в противном случае нас бы тут не было. Ты знаешь, чем мы тут занимаемся?

– Не представляю, – сказал я.

– Мы оберегаем целостность наших исторических событий, – сказал он. – Мы расследуем аномалии.

– Бывали и другие?

– Обычно оказывается, что это ложная тревога, – ответил Ефрем. – Моим первым заданием в Институте было дело клона-доппельгенгера [6]. Согласно нашей лучшей программе распознавания лиц, одна и та же женщина появлялась на фотографиях и видеозаписях, сделанных в 1925 и 2093 годах. Мне удалось взять образцы ДНК и доказать, что речь о двух разных женщинах.

– Ты сказал «обычно», – заметил я.

– В нескольких случаях, – сказал Ефрем, – мы не смогли определиться с выводами. – Было видно, что это его беспокоит.

– Вы разыскиваете что-то конкретное? – спросил я.

– Мы разыскиваем не что-то одно. – Он помолчал. – Что касается расследования аномалий, – продолжил он, – это непрерывный поиск ответа на вопрос, живем ли мы внутри симуляции.

– Ты считаешь, что да?

– Существует некая группировка, – сказал он, подбирая слова, – в нее вхожу и я, которая считает, что путешествие во времени работает лучше, чем следовало бы.

– Что это значит?

– То, что петель меньше, чем можно было бы ожидать в разумных пределах. Иногда мы изменяем ход истории, а затем ход истории как бы сам себя ремонтирует, что не укладывается у меня в голове. Каждый раз, когда мы отправляемся в прошлое, ход истории должен необратимо изменяться, но этого не происходит. Порой события как будто изменяются, чтобы скомпенсировать вмешательство путешественника во времени, чтобы спустя поколение все выглядело так, словно путешественника и в помине не было.

– Ничто из этого не доказывает наличие симуляции, – быстро отреагировала Зоя.