– Значит, кому-то придется отправиться в прошлое, чтобы провести расследование, – сказал я, – но не тебе.
– Будет несколько человек, но я не знаю кто. Никто не рвется на такую работу.
– Отправь меня, – предложил я. Ибо в тот момент я думал, что теоретически женщина, которой суждено утонуть в следующий вторник, все равно утонет.
Она удивленно посмотрела на меня. Ее щеки порозовели, но кроме этого она выглядела совершенно трезвой.
– Исключено.
– Почему?
– Во-первых, работа очень опасная. Во-вторых, ты не удовлетворяешь требованиям.
– Что я должен уметь, чтобы отправиться в прошлое и беседовать с людьми? Ведь это же от меня требуется? Каковы требования?
– Куча психологических тестов, потом годы подготовки.
– Я справлюсь, – сказал я. – Вернусь за парту. Пройду любую подготовку. Ты знаешь, степень по криминалистике у меня почти в кармане. Я умею проводить собеседования.
Она молчала.
– Ты хочешь сузить круг посвященных, – сказал я, – не так ли? Представляю, какая паника поднимется, если просочится слушок, будто мы живем внутри симуляции.
– Мы не знаем, живем ли мы внутри симуляции, и «паника» – это не то слово. Скорее, полный «вельтшмерц» [5].
Насчет «вельтшмерца» я загляну в словарь чуть позже. Есть слова, с которыми сталкиваешься всю жизнь, так и не зная их значения.
– Зоя, – сказал я, – моя жизнь проходит бесцельно.
– Не говори так, – отрывисто сказала она.
– Просто… эта ситуация, – сказал я, – назови как хочешь, эта возможность, пожалуй, самое интересное в моей жизни.
– Тогда заведи себе хобби, Гаспери. Займись каллиграфией, стрельбой из лука, не знаю, чем там еще.
– Может, подумаешь об этом, Зоя? Поговоришь с кем надо? Вдруг мою кандидатуру рассмотрят? Если речь о том, чтобы отправиться в прошлое, тогда никакой спешки? У меня хватит времени на подготовку. Я сделаю все, что пожелаешь. Займусь учебой, психологической подготовкой, чем угодно… – Я поймал себя на том, что совсем заболтался, и умолк.
– Нет, – отрезала она. – Ни в коем случае. – Она осушила стакан. – Если я считаю работу опасной, это значит, я не хочу, чтобы ею занимались те, кого я люблю.
После этого мы не виделись с Зоей три недели, и на ее мобильном устройстве высвечивалось сообщение «нет на месте». Я ходил на работу, возвращался домой, мерил шагами свою квартиру, разговаривал с котом. Наконец, в выходной день я оставил ей голосовое сообщение о том, что собираюсь к ней на работу. Ответа не последовало, и под вечер я отправился на трамвае в Институт Времени. Она рассказывала мне о своем расписании. Я знал, что застану ее на месте. Я смотрел на проплывающие мимо блеклые улицы, на старые каменные здания с поврежденной кладкой и незаконные убогие жилища, которые лепились к ним – влияние Града Ночи добралось и сюда, дуновение беспорядка, которое меня приободряло – и меня посетила дикая мысль о том, что Зоя умерла. Она слишком много работала и слишком много пила. В первый год после маминой смерти мои мысли стали часто склоняться к катастрофе.
Я стоял напротив белокаменного монолита Института Времени и позвонил ей еще раз. Тщетно. Было около шести вечера. Несколько человек, поодиночке или парами, выходили из здания. Я принялся изучать их лица, пытаясь представить, каково это, когда работа связана с высокими ставками, высокой ответственностью. И в одном из лиц я узнал Ефрема.
– Еф, – сказал я.
Он поднял глаза, вздрогнув.
– Гаспери! Что ты тут делаешь?
Я перекинулся парой слов с Ефремом на похоронах матери, но в тот день голова шла кругом. Мы толком не разговаривали после последней вечеринки в его доме год назад. Может, дело было в освещении купола, которое мерно угасало, но и становилось все более серебристым, приблизительно напоминая земные сумерки, но Ефрем выглядел старше, чем я его помнил, старше и более измотанным.
– Я собирался спросить тебя о том же, – сказал я. – Что делает лесовод в Институте Времени? – Он замялся, и в тот миг меня осенило: есть нечто, о чем ему не хочется распространяться, а мне не положено знать. – Ведь ты здесь работаешь?
Он кивнул.
– Да. С некоторых пор.
– Ты знаешь о проекте, над которым работает Зоя? Что-то насчет симуляции?
– Ради всего святого, Гаспери, ни слова больше. – Ефрем улыбался, но я видел, что он не шутит. – Мы давненько не виделись. Ну что, по чашке чая?
– С удовольствием.
– Идем в мой офис, – сказал он. – Я организую, чтобы чай подняли к нам наверх.
Мы молча прошли в вестибюль мимо охраны, поднялись на лифте. И прошагали по череде белых, выглядевших одинаково коридоров, по лабиринту безликих дверей и матового стекла.
– Пришли, – сказал он.
Его кабинет был такой же, как у Зои, за исключением деревца бонзай на подоконнике. На столе нас дожидался чай с тремя чашками. Я знал Ефрема полжизни, но интересовался ли я когда-нибудь его работой по-настоящему? Он говорил мне, что занимается лесоводством. Я мимоходом спрашивал его о деревьях. Но очевидно, я знал о своем друге гораздо меньше, чем мне казалось. Его офис находился на высоком этаже, и шпили Колонии‑1 тянулись вверх. Вдалеке я увидел отель «Гранд Луна».
– Давно ты здесь? – спросил я.