– И я знаю, что то же самое переживают все остальные. Знаю, как мне повезло. Знаю, насколько хуже могло все обернуться. Я не жалуюсь. Но мои родители живут на Земле, и я не имею понятия, что с… – ей пришлось замолчать и сделать вздох, чтобы взять себя в руки, – …когда их снова увижу.
Мимо промчались одна за другой две «Скорые помощи». Оливия оглянулась через плечо. «Скорая» на той стороне улицы все еще стояла там.
– Вы на месте? – спросила Оливия.
– Извините, – сказала журналистка подавленным голосом.
– В каком вы положении? – участливо спросила Оливия. До нее дошло, что голос журналистки звучит очень молодо. Она взглянула на календарь. Журналистку звали Аннабель Эскобар, и она работала в городе Шарлотт, в котором, если Оливии не изменяла память, ей довелось побывать во время давешнего турне по Соединенной Каролине.
– Я живу одна, – ответила Аннабель. – Нам нельзя выходить из дому, и я просто… – Но теперь она расплакалась, не на шутку разрыдалась.
– Сочувствую вам, – сказала Оливия. – Вам, должно быть, так одиноко. – Она смотрела в окно. «Скорая» не двигалась с места.
– Я просто очень давно не была ни с кем в одной комнате, – сказала Аннабель.
На вторую ночь поисков научный журнал многовековой давности выдал ссылку на некоего Гаспери Ж. Робертса. Журнал был посвящен тюремной реформе. Находка послужила началом падения в «кроличью нору», на дне которой Оливия обнаружила тюремные архивы с Земли: Гаспери Ж. Робертс был приговорен к пятидесяти годам лишения свободы за двойное убийство в Огайо в конце ХХ века. Но его фотографии не было, поэтому Оливия не знала, тот ли это человек.
– Итак, Оливия, – сказал другой журналист. В серебристой голографической комнате они оба маячили в компании двух других писателей, которые тоже написали книги о пандемии. Все четверо призрачно мерцали. – Сколько экземпляров «Мариенбада» вы продали за время пандемии?
– O, – ответила Оливия. – Не знаю. Много.
– Я знаю, что много, – сказал он. – Книга попала в списки бестселлеров в дюжине стран на Земле, во всех трех лунных колониях и в двух из трех колоний на Титане. Нельзя ли поконкретнее?
– К сожалению, у меня нет под рукой статистики продаж, – ответила Оливия. Все голограммы вытаращились на нее.
– Неужели? – засомневался журналист.
– Вот не догадалась принести на интервью справку о выплаченных гонорарах, – сказала Оливия.
Спустя час после интервью она сняла шлем и немного посидела, закрыв глаза. Она вернулась домой с Земли уже давно, и, когда открыла окно, воздух Второй Колонии снова показался ей свежим. Воздух, возможно, фильтровали, но здесь росли деревья, была проточная вода. Здесь, за окном, мир был такой же реальный, как любой другой, который населяли люди. Оливия впервые за много дней поймала себя на мысли о Джессике Марли и ее никудышном романе о взрослении на Луне. «Послушай, – хотелось ей сказать, – нет ничего болезненного в здешней ненатуральности. Жизнь под куполом, в искусственной атмосфере, это все еще жизнь». Взвыла и умолкла сирена. Оливия взяла свое устройство, задала поиск Джессики и обнаружила, что та умерла два месяца назад в Испании.
– Мама? – Сильвия стояла в дверях. – Твое интервью закончилось?
– Привет, лапушка. Да. Закончилось. Раньше времени. – Джессике Марли было тридцать семь.
– У тебя будет другое интервью?
– Нет. – Оливия присела на колено перед дочуркой и быстро обняла. – До завтра не будет.
– Поиграем в «Заколдованный Лес»?
– Конечно.
Сильвия аж заерзала в предвкушении.
– Мама? Сыграем в «Заколдованный Лес»?
– Давай, – сказала Оливия. – Открывается дверь портала…
VI. Мирэлла и Винсент / Поврежденный файл
– Сюда, – сказала Зоя и втянула его в дверной проем. Сквозь стеклянную дверь Гаспери разглядел комнату с темными столами и стульями. Ресторан. Бывший. Все рестораны в Колонии‑2 закрылись.
Они стояли близко друг к другу в тени и прислушивались. Ничего, кроме сирен, Гаспери не слышал.
– Ты знаешь, что нарушил самый важный протокол, – тихо произнесла Зоя. – Почему ты это сделал?