Море спокойствия

– Можно мы поиграем в «Заколдованный лес»? – попросила Сильвия.

– Конечно, – ответила Оливия. – Давай поиграем несколько минут, пока ты не захочешь спать. – Сильвия задрожала от удовольствия. «Заколдованный лес» – ее новое изобретение: Сильвия никогда прежде не увлекалась воображаемыми друзьями, но во время самоизоляции она обзавелась целым королевством, населенным ими, и стала их королевой.

– Когда мне захочется спать, я перестану играть, – послушно сказала Сильвия. – Мы закончим прежде, чем я усну.

– Открывается дверь портала, – сказала Оливия, потому что именно так всегда начиналась игра. В спальне Сильвии было тише, чем в кабинете Оливии, потому что она находилась в задней части дома, но Оливия все равно слышала приглушенный вой сирен «Скорой помощи».

– Кто пришел? – спрашивает Сильвия.

– Волшебный Лис выпрыгивает из портала. Королева Сильвия, говорит Волшебный Лис, приходи поскорее, в Заколдованном лесу беда!

Сильвия смеется от удовольствия. Волшебный Лис – ее любимый дружок.

– И только я могу помочь, Волшебный Лис?

– Да, Королева Сильвия, – отвечает Волшебный Лис, – только ты.

Очередная лекция, на этот раз виртуальная. Нет, та же лекция, просто в голографическом пространстве. (В не-пространстве. Нигде.) Оливия превратилась в голограмму в аудитории, состоящей из голограмм, из моря тусклых мерцающих огней, распростертых перед ней, собравшихся в некоем минималистском лекционном зале. Она охватила взглядом слабое свечение сотен людских подобий, физические тела которых находились в личных кабинетах по всей Земле и в колониях, и невольно подумала, что выступает перед сонмищем душ.

– Любопытный вопрос, – сказала Оливия, – который я хотела бы обсудить напоследок: откуда такой интерес к постапокалиптической литературе за последнее десятилетие? Мне несказанно повезло, что я столько путешествовала благодаря «Мариенбаду»…

Голубое небо над Солт-Лейк-Сити, птицы парят в вышине.

Крыша отеля в Кейптауне, огоньки мерцают в кронах деревьев.

Ветер утюжит высокую траву в поле у вокзала в северной Англии.

Женщина в Буэнос-Айресе спрашивает:

«Можно я покажу вам свою татуировку?»

…и мне довелось побеседовать с превеликим множеством людей о постапокалиптической литературе. Я слышала массу теорий об интересе к этому жанру. Некто предполагал, что причина в экономическом неравенстве, что, живя в несправедливом мире, мы стремимся все взорвать и начать с чистого листа…

«Так мне представляется», – сказал продавец книг в старинном магазине в Ванкувере, а тем временем Оливия восхищалась его розовыми очками.

…и я не могу с этим согласиться, но это любопытная мысль. – Голограммы вздрогнули и вытаращились на нее. Ей льстило, что она все еще способна держать аудиторию, даже при том, что последняя находится в голографическом пространстве и аудиторией-то в сущности не является. – Кто-то предполагал, что причина в тайном стремлении к героизму, что я нахожу интересным. Возможно, мы верим, что, если миру предначертано погибнуть и возродиться, что, если должна произойти немыслимая катастрофа, тогда, может, и мы заново родимся, став лучше, самоотверженнее, благороднее.

– Разве так уж это невозможно? – спрашивала библиотекарша в Браззавиле с сияющими глазами, а на улице кто-то играл на трубе. – Разумеется, никто не хочет, чтобы такое произошло, но представьте, какие возможности для героизма…

– Некоторые полагают, что речь идет о катастрофах на Земле, о решении строить купола над бесчисленными городами, о трагедии целых покинутых стран из-за подъема уровня воды или аномальной жары, но…

Воспоминание: пробуждение на борту воздушного корабля, выполняющего рейс из одного города в другой; внизу виден купол над Дубаем; на какое-то жуткое мгновение ей померещилось, будто она покинула Землю.

…но я сомневаюсь в истинности этого. Наша тревога оправдана. Вполне разумно предположить, что тревога переходит и в литературу, но эта теория не учитывает, что наши тревоги не новы. Было ли такое время, когда бы мы не думали о конце света?