Море воспоминаний

Теперь он сидел рядом с ней и улыбался, когда их глаза встречались. Интересно, вспоминает ли он тот вечер? Их лунный полет через дюны? Танцы на пляже? Их поцелуи среди морской травы? Она жаждала снова остаться с ним наедине, жаждала его прикосновений.

Месье Мартэ торопливо вошел, потирая руки.

– Элла, дорогая девочка, ты приехала. Добро пожаловать в Париж! Мы все с нетерпением тебя ждали, особенно Каролин и Кристоф, но ты наверняка знаешь об этом. Позволь мне налить тебе выпить. Марион любит «Негрони» – не хочешь ли попробовать?

Элла не была в этом уверена – в Морнингсайде о таком и не слышали. Что бы сказали ее родители, узнав, что она пьет коктейли перед ужином? Но это звучало настолько изысканно… И в конце концов, она уже находилась в Париже, готовая попробовать все, что может предложить город, поэтому взяла протянутый ей хозяином бокал и осторожно пригубила темно-красную смесь. Ничего подобного она раньше не пробовала, интригующий баланс вкусов, сладкий, но с горькой ноткой, освежающий, но крепкий.

– Тебе нравится? – спросил месье Мартэ, усмехаясь кончиками усов.

– Да. Даже очень. Но думаю, что мне лучше выпить только один бокал, иначе я сильно сомневаюсь, что смогу встать с этого дивана.

Он широко улыбнулся, услышав ее ответ, и она почувствовала, что легкое напряжение в воздухе, которое он, казалось, принес с собой в комнату, почти исчезло. А возможно, все дело было в тепле вечера, пьянящих напитках и остром ощущении присутствия Кристофа, сидящего так близко к ней, что она совершенно расслабилась, а в голове внезапно стало легко-легко.

Она наблюдала, откинувшись на мягкие подушки дивана, как месье Мартэ наклонился, чтобы передать жене коктейль, и бокал внезапно загорелся насыщенным карминным светом в закатных лучах солнца, пробивавшихся сквозь окна. Марион протянула руку, встретилась взглядом с мужем, улыбки озарили их лица, и было в них столько любви, что Элла покраснела, пораженная тем, что стала свидетелем такого интимного момента. Она никогда не думала, что месье Мартэ – обычно отстраненный и вечно озабоченный – способен на сильные чувства. Теперь она смотрела на родителей Кристофа совсем иначе, понимая, что в их отношениях есть скрытая глубина. Возможно, их разные характеры обеспечивали идеальный баланс: нежная, добрая и артистичная натура Марион отвечала решительному, прагматичному стремлению ее мужа создать сложный, но удачный брак, мало чем отличающийся от контрастных ингредиентов в стакане, который Элла держала в руках; компоненты смешивались и, дополняя друг друга, вместе превращались в хмельной коктейль.

Кристоф нежно подтолкнул ее локтем:

– Элла, ты глубоко задумалась. Вернись к нам!

Она улыбнулась, ощутив прикосновение его руки, и ответила:

– Я думаю, что это из-за «Негрони», а может быть, Париж действует на меня опьяняюще.

За ужином разговор неизбежно коснулся последних известий из Германии.

– Париж все еще наводнен беженцами, – объяснила Марион Элле. – Люди обеспокоены тем, что Германия попирает договоренности и не собирается останавливаться после чехословацкой экспансии; ходят слухи о преследовании евреев в восточных странах. Моя кузина Агнес привезла свою семью в Париж, но она в ужасе от того, что может случиться, если нацистская догма распространится. В отличие от меня, видишь ли, она вышла замуж за еврея, тогда как я выбрала мужа вне обеих моих религий. Любовь во всем виновата, n’est-ce pas, chéri?[53] – закончила она, одарив улыбкой своего любимого мужа, сидевшего напротив нее.

Элла всерьез задумалась, разрезая turbot à la crème[54] на тарелке перед собой. Она и не подозревала, что у Марион еврейские корни. Разве вероисповедание не передается по материнской линии? Кристоф и Каролин иудеи? Она чувствовала себя такой глупой из-за того, что не подумала об этом еще на острове, не придала значение тому, что они ни разу не посетили церковь. Ей, опьяненной тогда ощущением свободы, это и в голову не пришло.

– Как ты уже заметила, Элла, – словно прочитав ее мысли, сказала Каролин, – мы не слишком-то религиозны, нас трудно назвать верующими. Отец Maman был из иудейской семьи, а Grand-mère[55] – из католической. Но вообще семьи Maman и Papa стали атеистами поколение или два назад. Учитывая происходящее в мире, возможно, нам всем будет лучше от этого. Ты шокирована?

Элла на мгновение задумалась.

– Нет, не совсем так. Мне кажется, что вы все глубоко верите друг в друга, в истину и красоту, и, возможно, это единственная вера, которая действительно имеет значение. Мои родители всегда настаивали, чтобы мы посещали церковь каждое воскресенье, но я должна сказать, что никогда не испытывала при этом особого душевного подъема. На самом деле теперь, задумываясь об этом, я понимаю, что чувствовала себя ближе к любому из существующих богов, когда мы плыли на «Бижу» прошлым летом, чем находясь в каком-либо храме.

Кристоф одобрительно хмыкнул.

– Вот видишь, она все прекрасно понимает. Бог присутствует в красоте и свободе. Вот что имеет значение.