Море воспоминаний

Месье Мартэ тихонько цокнул языком, но выражение его лица было трудно назвать неодобрительным. Он улыбался своей жене, и выражение его глаз красноречиво говорило, что он любит ее душой и телом.

* * *

Она решила, что Париж немного похож на сантимы[56], звеневшие в ее кошельке, которые были гораздо легче, чем тяжелые трехпенсовики и пенни в Шотландии. Город, как и монета, имел две стороны. Одна сторона – ожидаемая: элегантный, культурный, гламурный Париж, знакомый по фотографиям и статьям в журналах Picture Post и National Geographic. Она и теперь продолжала активно знакомиться с ней – посещала магазины и галереи вместе с Каролин и Марион, пила крепкий черный кофе из маленьких чашечек, как требовала последняя французская мода, – она уже смело заказывала его всякий раз, когда они останавливались в кафе, чтобы восстановить силы. Она побывала с Каролин в Лувре, проведя несколько часов в лабиринте галерей музея, при этом узнав об искусстве больше, чем когда-либо узнавала на уроках в школе. Кристоф присоединялся после работы, и все трое прогуливались вдоль Сены, наблюдая за лодками на реке, любовались работами художников, которые, установив свои мольберты напротив собора Парижской Богоматери, пытались запечатлеть величественные формы собора на фоне неба и их колеблющиеся отражения в воде. Она наслаждалась каждым мгновением, но особенно этими вечерними прогулками, когда, держа Кристофа за руку, весело смеялась над его рассказами об очередных неприятностях, в которые он попал в банке. Иногда Каролин находила предлог, чтобы оставить их вдвоем, и они уединялись на берегу реки и целовались, к явному одобрению проходивших мимо лодочников, под пыльными листьями платанов, которые росли над ними вдоль набережной.

Но ведь у города была и другая сторона. Среди всеобщего веселья и роскоши по улицам Парижа ковыляли сбитые с толку, растерянные беженцы с серыми лицами, потрясенные тем, что оказались на чужбине, выброшенные из своих городов, как мусор, лишенные домов и имущества. Они привезли с собой вместе с потрепанными чемоданами и раздутыми саквояжами напоминание об угрозе, которая продолжала набирать силу за восточными границами Франции.

И Элла, уже привыкающая к нюансам парижской жизни, явственно ощущала, что город чем-то озабочен. Его жители занимались повседневными делами, как и всегда, но с каким-то смутно-рассеянным видом, напряженно прислушиваясь к последним новостям о маневрах немцев. Обыденность и ожидание надвигающейся бури соседствовали в Париже тем летом: две стороны одной медали.

Целый день Элла помогала мадам Мартэ стирать и перешивать старую одежду Кристофа и Каролин.

– Кузина Агнес не смогла взять с собой много вещей, когда они уезжали из Австрии, так что это может пригодиться ее детям.

– А сколько им лет? – спросила Элла, разглядывая изрядно поношенную юбку Каролин.

– Альберту двенадцать, а Беатрис десять. Очень милые дети. Он – трудолюбив и серьезен и, кажется, читает все, всегда и везде. Его сестра гораздо более общительна, по-настоящему жизнерадостная маленькая девочка, с такими же вьющимися волосами, как у Каролин. Я думаю, они тебе понравятся. Ты скоро познакомишься с ними, мы пригласим их на обед в одно из воскресений, когда вы, молодежь, вернетесь с острова, – с этими словами Марион немного грустно вздохнула и замолчала. А после продолжила говорить о том, что она тоже хотела бы поехать с ними, но этим летом слишком занята и не попадет на остров. Поэтому ей остается только радоваться, что хотя бы они отправятся туда, пусть даже только на неделю. Помолчав, Марион отложила ножницы, которыми обрезала нитку, и положила ладонь на локоть Эллы: – Ты ведь для нас как член семьи, дорогая. Мы очень рады, что ты здесь, с нами. Ты делаешь моего сына абсолютно счастливым, и это наполняет мое сердце радостью.

Щеки Эллы вспыхнули, и она, пытаясь скрыть смущение, склонилась над шитьем, а затем подняла блестящие глаза на Марион:

– Кристоф тоже делает меня очень счастливой.

И она увидела, что Марион поняла все, что нужно было понять, и что мадам Мартэ тоже, как Элла и Кристоф, надеется, что в один прекрасный день они будут вместе.

Марион кивнула, улыбаясь. Затем, потянувшись за рубашкой Кристофа, сказала:

– А теперь давай посмотрим, можно ли перелицевать этот воротничок, чтобы он стал как новенький…

Внезапно входная дверь распахнулась с таким грохотом, что они обе подскочили. Марион бросила рубашку обратно в корзину для штопки и поспешила к двери. Было слышно, как Каролин кричит, взбегая наверх:

– Maman! Элла! Где вы?

Когда она влетела в гостиную, ее локоны были растрепаны.

– У меня важные новости! Я работала над специальным проектом – боюсь, совершенно секретным, поэтому не могу сообщить вам конкретных деталей. Но мы отправляем некоторые произведения искусства из музея в другие области Франции, где они будут в безопасности на тот случай, если немцам взбредет в голову бомбить нас, или попытаться вторгнуться, или совершить еще что-нибудь абсолютно безумное.