А теперь, дорогая Элла, я должна написать о другой нашей боли. В мае они забрали Maman. Мы были в полном отчаянии, пытаясь выяснить, куда ее отправили. Они депортируют всех, кто имеет еврейское происхождение, и мы опасаемся, что сейчас она находится в депортационном лагере в Дранси. В то время она гостила у кузины Агнес. Забрали и ее, и детей, так что нам остается только надеяться, что они все еще вместе, и где бы она ни была, она останется с теми, кто ее любит. Так же, как она сама, несомненно, будет поддерживать их, несмотря на все страдания.
Мы с Papa бежали на остров: мы не могли больше оставаться в Париже в это кошмарное время, наполненное страхом и ужасной, ужасной болью утраты. Мы все еще находимся в оккупированной части Франции, а остров Ре является стратегической частью обороны немцев, поэтому остров завален отвратительными цементными ящиками и колючей проволокой. Но ты знаешь, что это место всегда имело свой собственный дикий и неукротимый дух и это ощущается даже сегодня. Только комендантский час и несколько запретных зон напоминают, что идет война. Мы живем очень тихо и очень просто, цепляясь друг за друга, чтобы пережить эти дни, пока не придет конец живому кошмару наяву, в котором мы оказались.
Молись за нас, дорогая Элла, как мы молимся за тебя. Пожалуйста, молись, чтобы Maman в конце концов вернулась к нам целой и невредимой. Я знаю, что твое сердце будет разбито, как и наше. Вероятно, единственное утешение, которое мы можем найти сейчас, это то, что мы не одиноки в своей боли и страданиях, мы не единственные, кто так много потерял в этой ужасной войне.
Пусть эти слова найдут свой путь к тебе, и когда ты будешь читать их, пусть рядом будут люди, которые любят тебя больше всего на свете. Мне невыносимо думать о твоих страданиях. И я знаю, что Кристоф тоже не хотел бы, чтобы ты страдала. Он хотел бы, чтобы ты жила своей жизнью, в которой было бы столько красоты, радости и любви, сколько ты сможешь в нее вместить. Сделай это, пожалуйста, ради него и ради нас.
Крепко тебя целую, моя милая Элла.
С любовью,
2014, Эдинбург
Сегодня Элла лежит в своей постели, откинувшись на белоснежные подушки, слишком уставшая, чтобы встать и пересесть в кресло. Медсестра предупредила меня, что она, возможно, не сможет долго бодрствовать, что всю прошлую неделю она дрейфовала в море воспоминаний, которое начало уносить ее от нас. Но у меня так много вопросов к ней. Хоть я и стараюсь сдерживать себя, тем не менее ясно понимаю, что время уходит. И поэтому я должна задать их, если хочу записать ее историю, пока еще не слишком поздно. Ее голос сегодня немного слабее, дрожит, когда она вспоминает.
– Война изменила все так, как мы и представить себе не могли. От самых обыденных аспектов нашей повседневной жизни до самых широких принципов мира в целом. Все, что мы когда-то знали, все, что считали само собой разумеющимся, было изменено той ужасной войной. Вы внезапно обнаруживаете, что больше нет никакой уверенности, вы находитесь на неизведанной территории, так много разрушено… Но в разрушении тоже есть свобода. Кто может сказать, что правильно и что неправильно, когда жизнь может закончиться в любой момент, когда вам так жестоко преподносят этот факт? Читая то письмо Каролин, я думала о тысячах семей по всему миру, которые читали подобные письма и которые будут читать еще больше таких писем завтра и послезавтра… Я думала о том, что месье Мартэ и Каролин сами читали эту ужасную новость, а потом у них забрали еще и Марион, и задавалась вопросом, как вообще может продолжаться жизнь для любого из нас…
Я роюсь в сумке в поисках салфетки, вытираю глаза и удивляюсь, почему в эти дни плачу так часто и так легко. Я делаю это беззвучно, ночью, когда лежу без сна, прислушиваясь к мягкому дыханию Дэна, которое только увеличивает растущую меж нами пропасть, все больше отдаляя друг от друга. Я скорблю о нашем браке, который каким-то образом затерялся среди груды глажки, разбросанных игрушек Финна и груза наших забот, кои накапливались, как обломки и сор во время прилива, в том, что раньше казалось нашим семейным очагом.
И еще я скорблю по Кристофу с тех пор, как вчера вечером прочитала письмо Каролин. Пока я печатала его текст на компьютере, слезы безостановочно текли по лицу.
Элла тянется к моей руке.