Финн ерзает на заднем сиденье, и его беспокойство нарастает. Он никогда раньше не был в таком долгом путешествии, и мы переживали за его реакцию на странное окружение. Как правило, мы проводим праздники дома, чтобы он оставался в знакомой обстановке и посвящал себя рутинным занятиям. Любые перемены могут взволновать его, хотя прошло уже довольно много времени с последнего серьезного кризиса. На этот раз мы с Дэном решили, что необходимость отдыха для всех нас превосходит незыблемость условия о привычном для Финна окружении, и предложение Каролин воспользоваться домом было слишком заманчивым, чтобы отказаться от него.
Как бы Дэн ни пытался скрывать, я знала, что он мужественно боролся за общественный сад. Но его закрыли: правительство сокращает расходы, нет финансирования. Похоже, это был последний удар по его уверенности. Все еще безработный, он хватался за любые предложения, делал расчеты для парочки небольших местных предприятий. Занимался он этим поздно вечером, когда я приходила домой и брала на себя заботу о Финне. Ему было очень тяжело, и он отчаянно нуждался в прорыве – во всех смыслах этого слова.
– Вы там в порядке? – Дэн с тревогой смотрит в зеркало заднего вида.
– Мы уже почти приехали, Финн, – успокаиваю я сына. – Каким ты был молодцом! Еще несколько минут.
Я стараюсь утешить его, протянув потертый лоскуток его детского одеяла; он уже кусает губы так, что те начинают кровоточить. Финн хватает лоскуток, подносит к лицу и вдыхает успокаивающий запах дома.
– Смотри-ка! Должно быть, это и есть тот самый дом. Видишь, Финн? Белый дом с бледно-голубыми ставнями.
Дэн подъезжает к беленой стене, окружающей дом, и останавливается на песчаной обочине. Я почти готова к разочарованию, ожидая, что сад теперь запущен, зарос или – что еще хуже – превращен в стриженную, легко обслуживаемую лужайку. Но оказалось, что Каролин и ее помощница Сандрин все эти годы заботливо ухаживали за домом. Все именно так, как описывала Элла, и я чувствую волнение и облегчение.
Затаив дыхание, смотрю, как Финн наконец вылезает из машины. В первую минуту он отказался это делать, поэтому мы оставили его сидеть, пока открывали дверь в дом и выгружали сумки. И он, держа в руках свое одеяло, тихо напевал что-то себе под нос – это один из его способов самоутешения, когда он чувствует беспокойство или стресс. Мы с Дэном обмениваемся настороженными взглядами, гадая, не окажется ли эта поездка еще одной ужасной ошибкой в списке неудачных попыток провести отпуск втроем, предпринимаемых нами поначалу.
Я делаю вид, что роюсь в одной из сумок, а Финн идет по дорожке и останавливается в дверях, его хрупкая фигурка освещена солнцем. Легкий ветерок приподнимает белые муслиновые занавески, висящие по обе стороны французской двери, ведущей на кухню, они развеваются, надуваясь, как паруса. Машинально напрягаюсь, готовясь к пронзительному крику, ожидая паники при виде незнакомого зрелища. Но к моему удивлению и облегчению, он смеется. Я чувствую, как мои плечи расслабленно опускаются, и тоже смеюсь, переполняясь радостью, слыша его смех. Потому что это так редко происходит, и для нас это особенно ценно.
Он показывает куда-то пальцем.
– Смотри, мамочка, это же призраки. Дружелюбные, как Каспер.
На секунду я задаюсь вопросом, действительно ли он видит духов, позволяет ли его разум видеть миры, незаметные остальным. И это кажется вполне вероятным, потому что дом будто наполнен дружелюбными призраками. Он гостеприимен и близок, хотя мы только что вошли в него, наполнен нежной добротой Марион, любовью месье Мартэ к своей семье и страстным чувством прекрасного Кристофа. Но поворачиваясь, чтобы проследить за взглядом Финна, я понимаю, что его так забавляет: радостный танец занавесок, колышущихся на морском ветру.
– Давай поднимемся наверх и посмотрим твою спальню. Я думаю, там могут быть такие же занавески.
Согласившись, он спокойно берет меня за руку – еще одна драгоценная редкость. Вместе мы поднимаемся по лестнице.
Стоя на ярком тряпичном коврике в своей комнате и наблюдая, как я открываю ставни, впуская солнечный свет, он говорит:
– Мне нравятся каникулы, мама.
Я знаю, что лучше не брать его на руки и не прижимать к себе крепко, хотя инстинктивно мне все равно хочется это сделать. Вместо этого я поднимаю руку, растопырив пальцы, изображая морскую звезду, и он прижимает свою крошечную морскую звезду-ладошку к моей в нашем согласованном жесте любви.
Я киваю, улыбаясь, глядя в его большие глаза, такие же зеленые, как у его прабабушки.
– Я тоже люблю каникулы.
После ужина он безропотно устраивается на незнакомой кровати, укрывшись чужим покрывалом. Я смыкаю ставни, но оставляю окно открытым и задергиваю занавески.
– Смотри, – шепчу я, – дружелюбные призраки хотят составить тебе компанию.
Он кивает с обычным серьезным выражением лица и расстилает на подушке свой лоскуток, чтобы знакомый запах дома отгонял от него ночные кошмары.
– Спокойной ночи, Финн. Спи.
Я на цыпочках спускаюсь на кухню, где Дэн заполняет водой раковину, чтобы вымыть посуду.