Такая трактовка “народного чувства”, чувства, испытываемого большими массами людей в определенном смысле независимо друг от друга, прямо вытекает из наблюдений за “возрождением античности”. Исследователь этого периода Э. Панофский (1962:27, цит. по Лосеву, 1982) пишет: “для средневекового ума классическая античность была слишком далека и в то же время слишком актуальна, чтобы рассматривать ее как историческое явление… Ни один средневековый человек не мог рассматривать цивилизацию античности как феномен, завершенный в себе и притом принадлежащий к прошлому и исторически отделенный от современности, как культурный космос, подлежащий исследованию и, если возможно, усвоению, вместо того чтобы быть миром живых чудес и кладезем информации”. То есть люди средневековья самым живым образом ощущали, что в их время античность как эпоха еще не закончилась, а как только греко-латинская эпоха действительно завершилась, люди с непосредственной ясностью ощутили, что началось новое время, а античность осталась в прошлой эпохе, она отделена теперь определенным барьером и пригодна для подражания, изучения, восхищения - она стала чем-то внешним.
Значит, мы можем задаться вопросом: что нового возникло на заре Нового времени? Что сделало Великое Возрождение Великим, отличающимся от обычных волн возрождения? Не просто расцвет искусств, не просто подъем экономики будет интересовать нас, а те специфические оттенки, в которые был окрашен именно этот подъем.
Характерно ощущение людьми возраста их культуры. Мы воспринимаем сейчас людей средневековой культуры как очень молодых - еще бы, они столько всего не знали, ведь мы теперь знаем, какое им предстояло огромное будущее. Люди часто чувствуют вернее, чем судят: в Средние века люди ощущали себя, все человечество, очень старыми, об этом можно прочесть в десятках свидетельств той эпохи. Люди средневековья оценивали себя как человечество в состоянии дряхлости, они жили “в конце времен”. И это было верным ощущением - тогда действительно приближался конец исторической эпохи. Средневековые хроники наполнены метафорами, подчеркивающими, что человечество несется к своему концу. Человека представляли как пилигрима, для которого важна только цель паломничества, а сегодняшний ночлег является лишь временным пристанищем. Такое представление не является “побочным” следствием господства христианской идеологии - прошли века, христианство осталось, но ощущение “конца времен” ушло. Подобные ощущения были и на другом конце света, в Японии - там также примерно с XI в. люди ощущали себя живущими в последнюю эпоху старого мира. Эти чувства не ослабевали до XIII, XIV вв. В прямой связи с ними развивались новые японские варианты буддизма - школа амидаизма и Нитирэн.
А современное человечество не зря ощущает себя юным, чувствует впереди необозримые дали - мы находимся в начале определенного цикла развития истории, мы прожили не больше трети своей исторической эпохи. Современные люди усмехаются, читая о том, что люди в X, XI, XII веках полагали себя представителями старой и умудренной опытом цивилизации: люди тогда знали так мало, мы на столько веков позже их живем, и мир все не кончается, и его еще так много впереди, и сил у цивилизации доверху, едва себя на части не рвет от избытка сил эта цивилизация - а тогда, когда еще хомут не изобрели, полагали, что мир угасает, время течет к концу, а человек стар, немощен и мудр… Правильно полагали. Люди высокого Средневековья жили в культуре, которая насчитывала втрое больше лет, чем современная, и клонилась к закату. Такие ощущения обычно предпочитают списывать на суеверия и необоснованные ощущения, тогда как массовые чувства людей обычно верны - хотя точное значение этих ощущений можно выявить только при детальном анализе происходящего.