Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Снова мы видим сходство самых общих очертаний и глубочайшее различие в значимостях и смыслах. Если бы кто-нибудь в конце XVIII в. попытался на основании таких сходств исторических времен указать на Америку как подобие Рима, он столкнулся бы с полным непониманием - ведь в то время Америка была крайне провинциальным государством, никак не определяющим ход мировой истории. Теперь некоторые общие контуры прорисовываются, одновременно становится очевидным, насколько формально это сходство. Вовсе не правовая мысль правит сейчас миром, и вовсе не универсальные идеи разума отстаивает американская культура.

Далее, вслед за чередой римских завоеваний, в одной из провинциальных стран тогдашней средиземноморской ойкумены случилось величайшее событие, совершенно изменившее ход истории. Произошло это лет через 600-700 после начала греко-латинского времени, в ту пору, когда греко-латинская эпоха прожила примерно треть своей жизни. В гомологичный этому период времени мы сейчас и вступаем - в своем, германском времени. Все, что можно сказать по этому поводу, - что из предыдущих сходств мы должны научиться видеть, в каком именно смысле можно говорить о повторяемости событий. Приблизительно в это время, в первой трети жизни, с историческими эпохами иногда случаются чрезвычайно важные вещи, способные совершенно повернуть ход дальнейшего развития. Что именно это за явления, какое они имеют значения, хороши они или нет, добры или наоборот, - все это меняется от человека к человеку, от эпохи к эпохе. Относительно ожидаемых крупных событий трудно сказать, к добру ли сие; видимо, прежде всего отношение человека к этим событиям оказывается определяющим для оценки событий. Для ожидание такого рода вещей важно помнить, что ничто, гремящее внешне - войны и банковские кризисы, открытия наук и достижения искусств, - несравнимо с такими событиями. Происходит нечто, переворачивающее само будущее, но современники не способны это заметить. Где-то на окраине мира вновь появился еще один беспокойный пророк, грозящий миру бедами и несчастьями, - замечает избалованный и цивилизованный столичный житель. Он забывает об этом при следующей же сводке новостей. Для потомков же столичного обывателя жизнь его будет представлять интерес уже потому, что он был современником великих и грозных событий. Так происходит история.

Что же до характера ХХ века, то прочитывается он просто. Этот век отвечает характеристике Портоса, - помните? Относительно него можно было впасть в заблуждение только в том случае, если верить всему, что он сам о себе говорит. Так и ХХ век; внешняя ретушь политических союзов скрывает обострившееся противостояние двух направлений развития. Центральным звеном ХХ в. является противостояние англосаксонского и центральноевропейского мира, которые борются за определение путей будущего развития, то есть, в конечном счете, за то, кто будет указывать России дорогу в будущее. Так прочитывается и история двух мировых войн, определивших структуру века: в обеих войнах англосаксонский мир создавал определенные условия на юге Европы, в которой стремился доминировать импульс Восточной Европы; в результате усилий англосаксонского мира Европа оказывалась вовлечена в войну, причем каждый раз Германия и Россия воевали друг с другом. Результатом всегда оказывалось ослабление этих стран и победа англосаксонского мира. После первой мировой войны США стала одной из мировых держав, хотя до того была глубоко провинциальной страной без места в большой политике; после второй войны США стала одной из двух супердержав, одним из полюсов мира, а к концу века англосаксонский мир добился полного политического и хозяйственного доминирования. Таким образом, в великом противостоянии германской эпохи, наследующей греко-латинскому времени, прослеживаются два пути развития. Один путь миру предлагает Центральная Европа во главе с Германией, другой - англосаксонский мир. В ХХ веке победы добилось западное крыло германства; мы пока не можем знать, окончательная ли эта победа. К чему приведут мир англосаксонские проводники, постепенно вырисовывается, и ближайшие же десятилетия могут раскрыть это достаточно полно. В целом же можно сказать, что то, что создают в мире англосаксы, связано с мышлением социальных целых, целых социальных систем, а то, что ведут в мир мысли, зародившиеся в Центральной Европе, в большей степени связано с индивидуальным осознанием человеком себя и мира. Пока будущее еще открыто, и каждый может сделать свой выбор. Когда противостояние закончится и одна из линий развития победит, выбор сделать будет уже куда сложнее. Во многом победа той или иной линии зависит от поведения России. Англосаксонство хочет вести ее в будущее так, как ведут несмышленого младенца; Средняя Европа предлагает путь для более взрослого народа, для народа, обладающего сознательностью. Если с Россией удастся обращаться как с ребенком, победит линия политики Запада, если нет - линия Середины.