Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Так, в статьях Вернадского, посвященных русской восточной экспансии (1914–1915 гг.), видим скептические отзывы о политике Московского царства, перекрывшего европейцам доступ к устьям сибирских рек и тем самым пресекшего проекты трансконтинентального речного пути из Европы в Центральную, Южную и Восточную Азию, бродившие в Европе XVI-XVII вв., – на много веков затормозившего развитие сибирской «малой Индии». Кроме того, в этих выкладках Вернадский настойчиво возвращается к проблеме утерянной Русской Америки, т. е. к мотиву русской истории, по сути чуждому евразийским построениям 20-х и 30-х гг. Обвинение в адрес Русско-Американской компании, предпочитавшей поддерживать связи напрямую с Петербургом без увязки своей экспансии с обживанием внутренней Сибири и особенно Приамурья, перекликается с призывами В.П. Семенова-Тян-Шанского, для которого именно Сибирь оказывалась ключом к удержанию тихоокеанских позиций. В фокусе – несостоявшаяся поддержка Россией Америки через Приамурье. Фактически в раздумьях Вернадского (о наступлении в Манчжурии как неудачном замещении реальной функции Приамурья – служить базой для Русской Америки; о том, что утерянный Порт-Артур – рана уже зажившая, а Русская Америка – рана незаживающая) можно видеть предельное смещение фокусировки русской геополитической мысли, описавшей за 60–70 лет гигантскую дугу: с Ближнего Востока через Средний Восток – к утраченной Азии, Манчжурии и Корее, чтобы, наконец, сместиться к крайнему северо-востоку Империи. Во всяком случае, всё это – акцент на приморских зонах вне основного континентального торса России, причем Сибирь по преимуществу видится как неиспользованный в океанической игре тыл.

Еще интереснее коснуться двух статей П.Н. Савицкого, опубликованных в 1916 г. Это тем любопытнее, что позднее этот автор перепечатал их в своей книге 1932 г. «Месторазвитие русской промышленности» под евразийскими названиями, пытаясь их интегрировать в ту парадигму, которую он энергично разрабатывает в 1920-х и 30-х. В этих статьях, несомненно, прочерчены темы, которые Савицкий позднее ставил и решал в качестве евразийского геополитика. Однако аранжировка этих тем лишена важнейших лейтмотивов, которые появятся в 1920-х. Эти статьи написаны в ответ на утверждения авторитетного экономиста М.И. Туган-Барановского насчет ограниченных возможностей промышленного развития России из-за якобы резко сниженных по сравнению с Англией и Германией запасов каменного угля в России на единицу площади. Савицкий начинает с тезиса о неправомерности отождествлять промышленное развитие России только с развитием ее европейского фланга и потому принимать в расчет лишь запасы угля донецкого. Относительная скудость Восточно-Европейской равнины на запасы этого топлива, а вместе с тем его значительная концентрация за Уралом делают неприменимой к России модель европейских колониальных империй с промышленным развитием исключительно в метрополии. В России приходится говорить об империи в целом, т. е. делая во многом упор на развитие периферии. Симптоматична критика цивилизационной ориентировки, скрывающейся за экономическими выкладками Туган-Барановского (прямая перекличка с «азиатским» завещанием Достоевского). Ведь Азия есть синоним некультурности, а потому путь в Азию есть путь к одичанию?

В следующей статье критика Туган-Барановского ведется с немного иных позиций, но в фокусе именно контраст России и европейских империй. Те могут развиваться в сплошные государства-фабрики именно потому, что всё более живут привозной сельскохозяйственной продукцией из колоний, из политически неоформленных торговых сфер. Для России ее деревня пребывает в ее пределах, именно поэтому лишены смысла сравнения удельных цифр развития промышленности в России и в европейских странах: сравнивать можно только абсолютные цифры развития промышленности России и западных стран. Савицкий прямо выходит на идею автаркического гроссраума, которая в те годы занимает геополитиков германского мира. Задача современности – как сохранить хозяйственную независимость не отдельного индивидуума или семьи, а обширных социальных, государственных образований, будь то национального или многонационального характера? По Савицкому, это задача любого империализма, решающего ее сообразно с подручным географическим материалом, – и Савицкий спокойно ставит в один ряд русский империализм с германским или британским: у них одна задача – обеспечить равновесие продуктообмена в имперских рамках, но Россия принуждена решать ее по-своему. Актуальность этой задачи обусловлена борьбой с Германией, уже овладевшей в войне железо-угольными бассейнами континентальной Европы.