Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Тезис Савицкого в том, что трансформация гражданской смуты в гражданскую войну с формированием двух мощных станов, отстаивающих противоположные принципы, предвещает при любом исходе будущее милитаристское возвращение России. Победа большевиков приведет к наступлению на Европу «большевистских русских и спартаковских немецких полчищ, воодушевленных одновременно пафосом "всемирной революции", национальным ожесточением немцев и разбойничьими аппетитами русских профессионалов». Наоборот, победа Колчака и Деникина «утвердит собой национально-индивидуалистический строй во всей остальной Европе». Разорванная гражданской войной Россия 1919 г. видится как носительница проекта будущего обустройства Европы (фаза С во всей силе). Это видение воспринималось бы как чистая фантазия, если бы мы не имели аналогичных свидетельств из противоположного стана.

Здесь нет намека на евразийские воззрения. Русские 1914 г. расцениваются наряду с немцами как два самых крупных народа Европы, отличающихся наибольшим естественным приростом и имеющих право сыграть решающую роль в обустройстве континента. Куда попробует расширяться Германия – на восток или на запад? Этот вопрос будет в 20-х волновать многих, от автора «Майн Кампф» до устроителей конференции в Локарно. По Савицкому, как Россия Колчака-Деникина, так и Россия Ленина-Троцкого должна быть заинтересована в «соглашении расчета» с Германией: эти два народа призваны к строительству новой Европы; немыслимо ни помешать расширению Германии, ни превратить русских в удобрение немецкого поля. Границей российской сферы в Европе должна быть линия Познань – Богемские горы – Триест; всё, что к западу, – будет охвачено западноевропейским таможенным союзом, связывающим с Германией прибрежные страны Западной Европы и их колонии. Гарантиями России должно быть ослабляющее Германию сохранение морской мощи Англии (шаг, фактически обеспечивающий России – восточному центру – превосходство над западным центром, германо-романским), а вместе с тем, укрепление под покровительством России пояса образований на землях «не-немецкой бывшей Австро-Венгрии» и на Балканах. Речь идет о комбинации принципов «океанического равновесия» и «континентальных гарантий» для России (но не для Германии, к которой впритык тянулся бы пояс российских сателлитов). Это – реконструкция Европы с возведением России в статус восточного континентального центра при попадании западного центра, зажатого между Россией и Англией (устраняемой как фактор с материка), в зависимое, ослабленное положение. Таким образом, проект Савицкого при всей схематичности оказывается любопытнейшим памятником недолгой и, в общем, не состоявшейся экспансивной фазы в цикле В.

III

Проходит всего полтора-два года после этой брошюры – и в сознании лидеров становящегося евразийства происходит перелом, приводящий к становлению новой политической парадигмы. Ее основные постулаты были сформулированы в 1920–1921 гг. в дискуссии Трубецкого и Савицкого – точнее, в статье Савицкого «Европа и Евразия», представляющей рецензию-ответ на брошюру Трубецкого «Европа и человечество».

Основные постулаты статьи Трубецкого просты и, по его признанию, сформировались в его сознании в 1910–1911 гг. Между тем, показательно уже то, что в окончательном виде он решил предать их печати в 1920 г. – в год решительного броска Красной Армии на запад к Варшаве и германской границе и надлома этого натиска на Висле (которую немного повлиявший на размышления Трубецкого Шпенглер объявил в 1918 г. географической границей романо-германской «высокой культуры»). По Трубецкому, величайшее бедствие современности в том, что в мире под именем «общечеловеческой культуры» утверждается культура романо-германской группы народов. Европейский космополитизм, преподносящий эту культуру в качестве высшего достижения человечества, глубоко эгоистичен и заслуживает имени «общеромано-германского шовинизма». Между тем, нет никаких критериев, по которым можно было бы судить о большем или меньшем совершенстве той или иной культуры – поскольку все эти культуры удовлетворяют потребностям выработавших их народов. Претензии романо-германцев на всемирное превосходство базируются, прежде всего, на военных победах и совершенных средствах передвижения, иначе говоря, опираются на поклонение грубой силе: однако, сколько раз в истории высшие цивилизации были разрушаемы варварами! Рассуждения Трубецкого о глубочайшей разработке многих областей «дикарской культуры», о напряженной умственной жизни «дикарей», несмотря на то, что набивающий их головы обширный материал несопоставим с «материалом», наполняющим сознание европейца, – живо напоминают будущие постулаты К. Леви-Стросса и всего европейского структурализма, переходящего к концу XX в. в постмодерн. Вывод Трубецкого тот, что «момент оценки должен быть раз навсегда изгнан из этнологии и истории культуры, как и вообще из всех эволюционных наук, ибо оценка всегда основана на эгоцентризме. Нет высших и низших. Есть только похожие и непохожие» [Трубецкой 1995, 81].