Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. Русская сказка

После ученых-мифологов вопрос о происхождении животного эпоса, как уже говорилось, не ставился. Явление международных параллелей и изучение заимствований и миграции затмили все другие проблемы в изучении сказки. Тем не менее имеются отдельные высказывания и по вопросу о происхождении животной сказки. Так, Н. П. Дашкевич склонен приписывать этим сказкам тотемическое происхождение и дает краткое изложение существующих взглядов на природу тотемизма. Но решительного мнения, а тем более доказательства этого положения, мы у Дашкевича не найдем. В. Гнатюк в предисловии к своему сборнику украинских сказок о животных также утверждает, что тотемизм – одно из исторических слагаемых в животном эпосе[975].

При настоящем состоянии науки тотемическое происхождение животного эпоса не может быть как вполне опровергнутым, так и полностью доказанным. Достоверно только тотемическое происхождение животных мотивов волшебной сказки. Так, категория волшебного помощника, большей частью имеющего облик животного, явно тотемического происхождения. Такого же происхождения мотив благодарных животных. Мотив чудесного рождения от животных также частично восходит к тотемическим верованиям и представлениям. К ним же восходит мотив брака животного с человеком (женщина приживает ребенка от медведя). Но все эти мотивы относятся к волшебной сказке.

Большинство исследователей считают возможным выделить животных из всего состава народной сказки, не обращая внимания на жанровые отличия. Так, например, поступает Вундт. В главе Das mythologische Tiermärchen [976] он утверждает тотемическое происхождение сказок о животных, но доказывает это на мотивах, относящихся к волшебной сказке. Тотемизм есть известная форма отношений между человеком и животными, и Вундт рассматривает формы этих отношений (договорные начала, брак, животное как предок, превращение в животных, священные животные и умилостивление путем жертвоприношений и др.). Сюда же включено изучение фантастических животных и, в частности, дракона. Однако, с нашей точки зрения, здесь речь идет не о сказке о животных, где нет ни брака, ни превращений, ни рождения от животных. Сказка о животных остается необъясненной. Сказка о животных, хотя ее жанровые признаки еще и не изучены до конца, все же представляет собой совершенно иное явление, чем волшебная сказка, а следовательно, должен быть поставлен вопрос о возможности иного происхождения ее. Она отражает иные мыслительные категории, чем сказка волшебная, а следовательно, может восходить к иным корням общественно-исторического порядка.

Наблюдая за составом животных, выступающих в качестве действующих персонажей в животном эпосе, мы отмечаем преобладание диких и, особенно в русском эпосе, лесных животных. Это – лиса, волк, медведь, заяц и птицы: журавль, цапля, дрозд, дятел, ворона и др. Гораздо реже выступают домашние животные: собака, кот, козел, баран, свинья, бык, лошадь и домашние птицы, из которых чаще других встречается петух. Домашние животные появляются в соединении с лесными, а не как самостоятельные или ведущие персонажи. Примеры: кот, петух и лиса (тип 61 В, Аф. 37–39), овца, лиса и волк (тип 122 С, А, Аф. 28), собака и дятел (тип 248, Аф. 66, 67) и др. Ведущими персонажами, как правило, являются лесные животные, домашние же животные в большинстве случаев играют подсобную роль. Сказок только о домашних животных в русском репертуаре вообще нет, а в международном их не больше пяти-шести (типы 200, 203, 204, 206, 210). Можно сделать вывод, что животный эпос есть эпос о диких лесных и иных, а не о домашних животных. Нам это важно отметить, так как это наводит на предположение, что сказки о животных создавались на такой стадии развития человеческой культуры, когда лесные животные были объектом примитивных форм хозяйствования, т. е. охоты, а также объектом мыслительной и художественной деятельности, прирученных же животных или вообще не было, или они не играли существенной роли. Следовательно, создание животного эпоса следует отнести к доклассовой стадии развития общества.