Читаем Моряки идут на лыжах полностью

Вокруг царила тишина. Искрился под солнцем снег, переливались радугой изломы сверкающего льда и сосульки на торосах, а впереди синел узкой полоской прибрежный неприятельский лес. Долго и внимательно, не отрываясь от бинокля, изучал Армизонов окружающий пейзаж. На берегу ничто — ни слух, ни глаз — не могло обнаружить присутствие неприятеля. Только одинокая наблюдательная вышка маячила над лесом. Но старшина не обманывался насчет этой мирной белофинской идиллии. Его задачей было нарушить ее во что бы то ни стало, вольно или невольно, и собрать нужные сведения. 

— Пора, — решил Армизонов. — Все ясно. Надо пощекотать зверя в норе, чтобы он чихнул. — Старшина вызвал к себе четырех моряков. 

Пришли: Подстольный с «Октябрьской Революции», балагур и рослый красавец, отрастивший за войну черную бороду, Посконкин — застенчивый, хоть и прославленный уже геройством в разведках, и маратовцы — Ширяев с Николаевым. К четверке отборных обратился Армизонов: 

— Задача вам такая: пойдете к берегу. Двигайтесь ближе и ближе на виду противника, хоть на двести метров, но не дальше, пока он огонь не откроет. Потом залягте, подразните ответным огнем и назад сюда. Близко от берега будете — все примечайте и напамять берите.

— Будет исполнено, товарищ командир, — ответил за всех Подстольный. 

Через минуту четверка перевалила за торос на чистый простор. 

Прижавшись к ледяному выступу тороса, следил Армизонов в бинокль за продвижением разведчиков. Он был уверен в своих людях. Не раз гуляли они по вражеским тылам. 

— Эти не подкачают… Прикажи — так на самый берег выйдут.

* * *

Где-то далеко в тылу послышалась знакомая металлическая песня. Повернув голову, не отнимая бинокля, Армизонов поймал на линзу звено самолетов. 

— Свои… Определенно!.. С востока — больше некому… 

Песня машин усиливалась с каждой минутой и, наконец, полилась сверху, над самым торосом. Звено бомбардировщиков шло прямым курсом, держась на внушительной высоте. По сторонам гигантских, распластанных в воздухе серебристых птиц суетливыми ласточками сновали охраняющие «ястребки». 

Оглушительно рявкнул вдруг молчаливый берег, и безоблачная синева запестрела белыми комочками зенитных разрывов. Еще и еще… С радостным волнением, не отрываясь от бинокля, упивался Армизонов величественным зрелищем воздушной атаки. Сбросив тяжелый треух, он провел ладонью по чисто выбритой голове, покрывшейся нервной испариной. 

Не меняя курса, словно не замечая зенитных разрывов, гордые плыли самолеты к цели. Содрогается вражеский берег, забрасывая дерзких вихрями шрапнели, оставляющими в небе красный или зеленый трассирующий след. Вот ведущий самолет вышел на берег,

поравнялся с наблюдательной вышкой и легко развернулся на северо-запад. Его маневр повторили остальные. Черные молнии «гостинцев» мелькнули под крыльями и потрясающим землю, воздух и залив гулом разрядились внизу. Над лесной щетиной взметнулось громадное чернобурое облако дыма и земли. Ураганным огнем, сливающимся в единый яростный, захлебывающийся вой, отозвались белофинские пулеметные и артиллерийские зенитки. Снова бомбы, и новый дымный смерч взвился над лесом. Один за другим сбрасывали бомбардировщики свой груз на невидимые Армизонову вражеские укрепления и, опорожнив вместительные чрева свои, медленно развернулись и легли на обратный курс на еще более недосягаемой высоте. А берег, словно обезумев, продолжал слать им вдогонку снаряд за снарядом. 

Издалека артиллерийская «шестерка» бессмысленно била по заливу. 

— Держи, держи, а то уйдут, — издевались разведчики. — Соли, соли на хвост… вернейшее это дело.

* * *

Тем временем благополучно возвратились четверо. 

Выслушав донесение, Армизонов при помощи связистов Харитонюка и Кудрова связался с капитаном Лосяковым. Тот, как и обещал, прибыл на Руонти. Станция работала безукоризненно. 

Армизонов сообщил, что под самым мысом Ритониеми противник опоясался двумя рядами проволочных заграждений, а на берегу отчетливо видно движение машин по дорогам и перебежка людей. Но капитану Лосякову этих скупых данных было недостаточно, и он приказал по радио повторить разведку к тому же мысу, но усиленной против прежнего группой.

Армизонов наметил для этого пятнадцать человек. Снова пошла та же четверка. Пошли и новых одиннадцать человек во главе с младшим лейтенантом Жуковым и младшим политруком Шевченко. Теперь это уже не горсточка храбрецов, а вооруженный до зубов отряд. При нем — три ручных пулемета, три гранатомета и пятьдесят гранат. Эти основательно потревожат зверя, поднимут его в берлоге. 

Отправляя отряд в путь, Армизонов поставил перед ним задачу: итти на максимальное приближение к берегу и вызвать врага на огонь. Если все же он будет отмалчиваться — бить его первыми. 

Таким путем удастся разведать о расположении, силе и характере неприятельских огневых средств. 

Надвигались зимние сумерки. Пятнадцать человек давно ушли, их белые маскировочные халаты почти растворились в снежной белизне залива, а Армизонов все еще пытался проследить в бинокль за их призрачными движениями. 

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное