Читаем Моряки идут на лыжах полностью

Близилось утро, но было еще темно. По расчетам времени Бьеркэ должен был быть невдалеке. Армизонову видно было из хвоста колонны, как закружили на месте передние, повертелись и вдруг исчезли во мраке. Провалился с ними во мглу и капитан Лосяков с санями. Оставшись один, Армизонов остановил измученную лошадь — пусть отдохнет пока, — а сам отправился на поиски дороги. Должна же она быть где-нибудь тут поблизости. Сюда, он помнил, не раз заходили с острова бойцы батальона Панфилова. Помнил, что вдоль наезженной дороги тянулся и телефонный провод, вплоть до самого Бьеркэ. Долго шарил старшина в темноте, уходил вперед, возвращался, кидался усталый по сторонам, пока, почти отчаявшись в успехе, не наткнулся головой на низко подвешенный к тонким шестам железный провод.

— Теперь все в порядке, — обрадовался старшина и, кликнув краснофлотца, приказал ему, держась за провод, итти па лыжах вперед. 

Достигнуть теперь берега не представляло уже никакого груда.

* * *

Светало, когда Армизонов вышел к острову Бьеркэ в районе расположения части капитана Викторова. Еще на льду его остановил передовой дозор батальона: 

— Стой… пропуск и отзыв?! 

Откуда ж Армизонову их знать, если он ушел в разведку шестого, а возвращался восьмого? Но, узнав Армизонова, дозорный обрадованно сообщил: 

— А мы вас, товарищ старшина, со вчерашнего дня дожидаемся. На все заставы сообщили. Прямо заждались. Огонь в печке не гасим. 

У Армизонюва навернулись слезы, так растрогала его эта братская забота. 

Выйдя на берег, Армизонов стал дожидаться своего командира. Оказалось, тот застрял с лошадью в тяжелых торосах в двух километрах южнее. Красноармейцы выбежали навстречу, заботливо сняли с разведчиков лыжи и понесли их. Другие поддерживали под руки измученных людей. На заставе, в жарко натопленной избе, моряков ждал роскошный и обильный обед. Настойчиво угощая, хозяева засыпали гостей десятками вопросов. 

Часам к одиннадцати утра, к искреннему огорчению красноармейцев, лыжники решительно поднялись из-за стола, не «освоив» и половины угощения. 

— Домой, домой, ребята… — торопил Лосяков. — Ждут нас. 

Километрах в полуторах от заставы лыжников поджидали машины.

С наслаждением сняв лыжи, расселись они на поперечных досках, заменявших сиденья. Раненых уложили на мягкой соломе и матрацах и поехали. 

Через несколько километров — застава Панфиловского батальона. Здесь сдали раненых. Опять привал, опять трогательная встреча, обед еще более обильный, еще более разнообразный. Знали и ценили красноармейцы героическую, самоотверженную работу балтийских товарищей и своим вниманием и любовью выражали чувства всего советского народа.

ПОСЛЕДНИЙ УДАР

ПЕРЕД ПОХОДОМ

К середине февраля лыжники-балтийцы, пройдя отличную боевую школу в разведках и многочисленных схватках с врагом, приобрели боевой опыт и крепкую огневую закалку. Не осталось больше в отряде необстрелянных, уже никого не пугал ни пулеметный, ни артиллерийский огонь, даже когда снаряд ложился рядом. Только ничком кидались люди в снег. 

Вместе с частями N-ской стрелковой дивизии готовился и отряд моряков к одновременному удару по сильнейшей Муурильской оборонительной позиции. 

Прикрытое грозными ДОТ с востока крупное финское селение Муурила расположилось на сорокаметровой прибрежной высоте Финского залива и само по себе представляло естественную преграду для наступающих с моря. За спиной своих ДОТ Муурила все силы и внимание сосредоточила на охране высоких, лесистых береговых подступов. Частые, дерзкие набеги балтийцев в глубокий тыл не раз тревожили Муурилу, напрягая нервы ее защитников до крайности. Почти каждую ночь над береговыми укреплениями противника вспыхивали цветистые огни осветительных и сигнальных ракет ложной или подлинной тревоги, да мерцающие переговорные искры морзянок. Но до сих пор шло только нащупывание врага. Теперь морской отряд готовился ударить в лоб по неприступному Муурильскому берегу, угрожая выйти в тыл ближайшим ДОТ. 

Враг отлично понимал значение Муурильской позиции и с первыми признаками наступления балтийцев сосредоточил в этом районе значительные подкрепления. Целый полк стянул он сюда из скудных своих живых резервов, ослабляя смежные участки. Это сильно облегчило наступление Красной Армии и привело к успеху удара в решающем направлении. Отряд моряков лыжников выполнил свою основную задачу и заслужил благодарную память народа.


ИДЕЙНАЯ ПОДГОТОВКА

Утром двенадцатого февраля в лагере моряков царило большое оживление. Смутные предвестия грозных событий носились в воздухе; лица людей были серьезны и озабочены. К землянке комбрига Денисевича часто подходили на больших скоростях легковые машины с командирами и связистами, в штабе трезвонили полевые телефоны, надрывались на приеме и передаче приказов радисты в штабной радиостанции старшего лейтенанта Моркотун. По гладкой дороге к лагерю неистово мчались полуторки со снаряжением, продовольствием и боезапасами. Громыхали набеленные танки, фырча, тяжело выползая из леса. 

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное