Моряки идут на лыжах

Первая лыжная рота продолжала оставаться на командном пункте — на полуострове Лаутеранта. Там находились: комбриг Денисевич, капитан Лосяков, Чепрасов и командир первой роты Армизонов с политруком Бываловым.　

На подступах к Мууриле шел в то время жаркий бой.　

Батальон Панфилова рвался к берегу под сильным огнем.　

В нетерпеливом ожидании известий о ходе панфиловского наступления ходил по землянке комбриг, как вдруг ему донесли:　

— Связь с Панфиловым нарушена.　

— В чем дело? Не может этого быть! — озлился Лосяков. — Немедленно наладить!　

Обращаясь к Чепрасову, комбриг приказал:　

— Возьмите двух человек и держите напрямик. Но глядите — по берегу наши минные поля. Напоретесь — погубите людей!　

— Есть, товарищ комбриг, — ответил Чепрасов: — расположение полей знаю.　

Чепрасов, прихватив двоих лыжников, покинул командный пункт и вышел на лед. Здесь надо было соблюдать величайшую осторожность: вдоль берега пролегали минированные нами ледяные поля.　

Выйдя, наконец, на знакомую единственно безопасную тропку, Чепрасов прибавил шагу и вскоре повстречал группу лыжников.　

Они сообщили, что работа по восстановлению связи уже ведется и скоро будет закончена. Итти дальше было бесцельно, и Чепрасов повернул обратно. Лавируя между замаскированными минными полями, он вышел на берег.　

На командном пункте застал гостя — командира дивизии полковника Лазаренко. Тот рассказывал собравшимся командирам лыжников о белофинских силах, сосредоточенных для обороны Муурилы.　

— Соблюдайте, товарищи, большую осторожность. Иначе разнесут. Ведь у них там целый полк подтянут, двадцать четыре тяжелых пулемета и до чорта автоматов. Прибавьте тяжелые батареи Бьеркэ.　

День двенадцатого февраля был для горячих и нетерпеливых лыжников днем воспитания воли. Дрались другие, они же пока прикрывали тыл наступающей морской пехоты и занимали оборону командного пункта в Лаутеранте. Погода стояла солнечная и тихая. Поддерживая Панфилова, артиллерия моряков, руководимая капитаном Шура-Бура, била без устали по мыску Кюрениеми ровно, методично и непрерывно.

Словно в непрекращающемся землетрясении ходуном ходил мысок Тамико, откуда велся наш артиллерийский огонь. Неприятельский берег пламенел разрывами снарядов. Как умели и сколько могли, отвечали белофинны. Время от времени, с большими промежутками, с острова Бьеркэ прилетали огромные десятидюймовые снаряды. Шуму от них было много, а проку мало, так как добрая половина не разрывалась.　

С грозным ревом летела этакая многопудовая чушка, сшибая ветром испуганных людей, и, потеряв скорость, кувыркалась и грузно бухала боком на лед. Наделав замысловатых антраша, черным гладким боровом зарывалась в снег.　

Первые артиллерийские снаряды наполняли сердца иных молодых бойцов щемящим страхом, тягостным ожиданием катастрофы. Убедившись, однако, в их невысоких убойных качествах, бойцы из-за торосистых укрытий уже встречали акробатические штучки снарядов острыми морскими шутками.

ВОКРУГ КОСТРА　

К вечеру тринадцатого февраля командованию морского отряда стало известно, что два пехотных батальона под Муурилой выделили самостоятельную группу для прикрытия своего тыла и в защите второй лыжной роты больше не нуждаются. Тогда ее тоже отозвали на командный пункт в Лаутеранту.　

С приходом второй лыжной роты на полуобнаженной Лаутерантской косе стало людно и тесно. Кроме нескольких десятков редких сосен, на косе находилась еще покинутая врагом крохотная землянка да маленький домишко из двух горниц. В этих горницах устроили настоящий «универмаг» — и рацию, и командный, и медицинский пункты.

Спать приходилось на воздухе в тридцатиградусный мороз.　

Люди давно не ели горячей пищи, поэтому разговоры у костра от самых разнообразных и отвлеченных тем как-то само собой сворачивали на дорожку гастрономических иллюзий.　

— На этот бы костер… да плиточку… бы… да сковородочку, да яишенку бы с колбаской, — мечтал один.　

— Хватит и одной колбаски! Можно и без яиц, — снисходительно уступал другой.　

Во время одного такого разговора внезапно появился краснофлотец Иванов, волоча какую-то громоздкую штуку. Присмотревшись, лыжники узнали в ней старую, ржавую железную кровать, которая валялась подле домика в снегу.　

— На кой ляд ты припер эту рухлядь? — удивлялись сидевшие у костра.　

Краснофлотец Иванов молча опустил свою ношу на снег. По-хозяйски осмотрел, выправил погнутые ножки и, подняв с земли, торжественно понес к костру. Его встретили хором веселых замечаний.　

— А перина? Перину где бросил?　

— Может, прикажете постелить?!　

Иванов, не отвечая на шутки, спокойно разомкнул кольцо сидевших и опустил ношу всеми четырьмя ножками на середину костра. Удивленные лыжники умолкли, наблюдая за непонятными действиями товарища. А тот, прочно укрепив решетчатую кровать над огнем, обратился к ним.　

— Тащи, ребята, на плиту у кого что есть.　

Раздались восхищенные возгласы:　

— Ну и голова! Хоть в председатели «Цебриз»!　

«Плита», подогреваемая снизу жарким пламенем,　украсилась мгновенно десятками консервных банок, котелками со снегом и морожеными галетами.