Читаем Моряки идут на лыжах полностью

То громче, то глуше, относимое ветром, слышалось раскатистое: «Ура! За родину! За Сталина!» Это шла в атаку первая лыжная рота. Почти одновременно слева остров Бьеркэ швырнул на лед несколько тяжелых снарядов. Еще и еще. Благодаря хорошей корректировке с берега, они ложились все ближе и ближе к защитному торосу, где уже успел расположиться лыжный командный пункт. Вот подле рации, разворотив лед, разорвался снаряд. Второй грохнул в самом центре, подле леса снятых и воткнутых в снег лыж. Становилось жарко. 

Выход из положения нашел смекалистый связист Андреев. Передавая в микрофон квадраты и координаты артиллерийской стрельбы и донося о действиях отряда, он понимал, что белофинны следят за эфиром. Дав фальшивый вызов, Андреев стал кричать открытым шифром: «Красная горка? Красная горка?! Говорит лыжный отряд моряков. Наступаем на Муурилу. Просим поддержать. Сааренпейя[1] бьет точно по командному пункту. Подавите Сааренпейю» 

Схитрил и стал, волнуясь, ожидать результатов. Изощренный в хитростях и коварстве враг, подслушав передачу, сам попал на удочку. Чаще посыпались снаряды по ложному адресу. С воем, свистом и гулом пролетали через торос и то разрываясь, то нет, падали среди лыж. Лыжи разлетались щепками, взлетали в воздух и падали в снарядные, воронки. Лыжные роты воспользовались уловкой своего радиста. Скученные группы людей растеклись по снегу тонкими, длинными, движущимися звеньями штурмовых цепей, «змейками» и одиночными точками. У берега, наступая за лыжниками, дрались панфиловцы. 

Постепенно втягивались в бой и лыжники второй роты, подойдя к пехоте слева. Под жестоким неприятельским огнем они живой волной то набегали, то откатывались от берега. Создавалось впечатление, что бойцы набирают силы, совершают как бы разбег для решительного прыжка. 

Чепрасов через рацию корректировал поддерживающий огонь наших батарей с Тамико. В свободные минуты он помогал эвакуировать раненых в тыл. С открытого ледяного пространства первая рота уже нащупывала огневые точки противника на берегу. Справа, из своего уступа, целиком ввязались Жуков и Яковлев со второй ротой. Обе роты под огнем шли на сближение с врагом. 

В шум боя с тыла вплелись новые характерные звуки. Бойцы на ходу оборачивались. Радостная улыбка освещала их лица. 

— Помощнички… — так ласково окрестили лыжники своих крылатых друзей. 

Неясными точками появились они далеко на юге, на слитом, сером фоне залива и неба и быстро неслись к берегу. Все выше и выше взбирались по небосклону. Шли в воздушном кильватере, звено за звеном. В центре — тяжелые бомбардировщики, а вокруг — быстрокрылые проворные «ястребки». Самолеты догнали лыжников и с громким ревом пронеслись над торосами. Самолеты начали разворот к берегу, выходя на свои воздушные позиции. 

— Ой и дадут же сейчас перцу… — предвкушая радостное зрелище, вскрикнул краснофлотец Посконкин. Он даже прибавил шагу, как будто хотел догнать самолеты, чтобы понаблюдать предстоящее угощение «перцем». 

Развернувшись за Муурилой, бомбардировщики возвратились, вынеслись вперед и повисли над берегом. Мелькнули под фюзеляжами неясные очертания темных предметов, и берег и Муурильская гора, казалось, помчались им навстречу в огненно-черных смерчах земли, дыма и пламени. 

На смену облегчившимся бомбардировщикам ринулись «ястребки». Снизившись на бреющий полет над самым лесом и его опушкой — убежищем снайперов и огневых точек, — они нырнули в пике. Лыжники застыли в восхищении.

Зрелище было поистине великолепным и захватывающим. Самолеты камнем падали на опушку, извергая из автоматических пушек и пулеметов огненный дождь на невидимые лыжниками цели. Почти цепляя крыльями кроны деревьев, выравнивались красивой, плавной дугой и взмывали вверх. В строгом порядке, один за другим, «ястребки» шли в атаку с ровными, небольшими интервалами, с таким расчетом, чтобы каждый, входя в пике, заменил другой, уже выходящий из него. В хвост им били пулеметным огнем с уцелевших точек, а они, пошарив по лесу, спокойно набрали высоту и все до единого полетели догонять улетевших товарищей.

У ПРОВОЛОКИ

У проволоки первая и вторая роты соединились. Напряжение атакующих и ответный огонь противника достигли крайней степени. 

Вот и проволока. В несколько рядов, на высоких кольях протянулась она вдоль берега по крутому трехметровому его склону. Даже в сумерках отчетливо видны позади проволоки глубокие воронки от наших снарядов и бомб. Как кроты зарылись в них белофинны. Оттуда-то и неслись нелепые выкрики: «Русс, сдавайса». 

Вынесенный вперед, тянулся высокий снежный намет, вроде вала. Между проволокой и валом, углубляясь в залив, притаилось минное поле. 

Лосяков и Богданов знали о нем от лыжных разведчиков. Они понимали, что для дальнейшего движения требуется величайшая осторожность. Перед последним рывком на берег нужно было всячески сдержать и с толком направить бурный порыв краснофлотцев.

В этот решающий момент капитан Лосяков вдруг вскрикнул, даже не вскрикнул, а просто ругнулся, схватившись за руку: 

— Дьяволы… в кисть!.. 

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное