Читаем Моряки идут на лыжах полностью

Командование лыжного отряда решило продвинуться дальше, ибо на этой позиции люди служили мишенью для снайперов. Нужно было пустить три зеленых ракеты. Как на зло, ракетница находилась вне командного пункта, у одного из залегших в цепи лыжников. И Чепрасов послал за ней младшего командира Макарова. Извиваясь по снегу, тот поспешил выполнить приказание. Спустя минут десять Чепрасов увидел, что он возвращается назад. Проползши полдороги до командного пункта, Макаров вскочил и открыто побежал. Но, не добежав шагов двадцати, внезапно упал. Болью сжалось сердце Чепрасова. Хороший был младший командир Макаров. Но «убитый» неожиданно ожил и начал подыматься. Не отрываясь, наблюдал Чепрасов за движениями бойца, мысленно поторапливая его. Мелькнула молния трассирующей пули, ударив Макарова по каске. Ударила и рикошетом метнулась в сторону. Когда Макаров вторично упал, у Чепрасова не оставалось больше сомнений, что за ракетницей на этот раз придется бежать ему самому. Начальник штаба уже готовился к прыжку, когда Макаров вновь зашевелился. 

«Ранен… — решил Чепрасов. — Но тяжело или легко? Во всяком случае, жив… Хорошо и это…» 

— Давайте быстрее ракетницу! — крикнул ему Чепрасов. Макаров опять попытался встать. И в третий раз снайперская пуля точно ударила его по каске, но с тем же результатом. 

Не веря глазам, Чепрасов наблюдал необычайное зрелище практического испытания чудесных свойств советской стальной каски. Но его изумление возросло, когда Макаров, после третьего меткого снайперского выстрела сразу же сорвался с места. Четвертая трассирующая пуля пронеслась над головой неуязвимого моряка. На этот раз раздражение и злоба ослепили глаза белофинского стрелка, и рука изменила ему. Уже не маскируясь больше, Макаров в несколько прыжков достиг командного пункта. Переводя дух и отдавая ракетницу, он, волнуясь, рассказал: 

— После третьей пули по каске я понял, что попал под снайперский обстрел. Не выйти, думаю: от каждого удара по каске теряешь сознание — оглушает. В голове шум, звон… Оставаться, соображаю, под огнем — все равно прикончат. Что-то делать надо. Лучше уж побежать. Авось, проскочу… Так и вышло. 

Три зеленые ракеты, прерывая рассказ, штопором вонзились в небо. 

— Вперед!.. Вперед, товарищи!.. За родину! — подбадривают друг друга бойцы. 

Метров сто прошли перебежками и переползаниями по глубокому в этом месте снегу. Кто-то со стоном падал, другие бежали, ползли. По берегу били наши, по заливу белофинские снаряды. С двух сторон — скрестились огневые трассирующие струи. 

У проволоки произошла небольшая задержка. В дело пошли гранаты. В воронках за проволокой шевелились белые тени, неслись отчаянные крики: «Русс, сдавайса!». Гранаты заставили крикунов замолчать. В помощь лыжникам батареи щедро покрывали Муурильский берег и деревню ураганным огнем. Снаряды ложились с поразительной точностью, вызывая искреннее восхищение лыжников. 

Одна за другой умолкали белофинские огневые точки, выведенные из строя или скрывая свое расположение. Высоко над Муурильской горкой зарделось небо пламенем пожара. Военком Богданов воодушевлял бойцов. 

— Подожгли, дьяволы, деревню. Значит, скоро побегут. Там N-ская дивизия нажимает. 

В нервном, боевом возбуждении военком не заметил, как по спине его скользнула пуля и прошлась как ножницы по ткани ватника. Заметивший это Лосяков со смехом упрекнул Богданова: 

— Неаккуратность у тебя в туалете, товарищ военком. 

Профессиональные моряки, квалифицированные минеры, электрики, комендоры, сигнальщики, рулевые — балтийцы-лыжники здесь, на штурме Муурильских позиций, изучали на практике армейскую тактику боя, перебежки, залеганье, атаки в цепях, змейками и звеньями. Сами создавали новые приемы, например, ухитрялись буравить снег головами в касках, вырывая защитные канавки. 

Чепрасов не покидал командного пункта. Тусклый зимний день сменял черную ночь, и снова ночь приходила на смену дню, но Чепрасов не прекращал корректировки артиллерийской стрельбы и зоркого наблюдения за всеми действиями отряда и сопротивлением врага. Блестящее действие артиллерии Шура-Буры, поддержка батальонов N-ской дивизии слева и особенно батальона Панфилова справа — помогли лыжникам выйти к проволоке на всем участке расположения отряда. 

Атакующие сосредоточились за небольшим снежным бугром. По ту сторону его — проволока. Короткая передышка перед последним рывком. За проволокой — высокий, каменистый подъем на берег. Дальше — пологая площадка, — вначале открытая, с замаскированными пулеметными гнездами и глубоко упрятанными в застывшую почву ЗОТ, а затем — поросшая лесом, со снайперскими гнездами. Метров триста ровного снежного пляжа переходили в крутой, лесистый косогор. На плоской вершине его — неприступная Муурила. 

За бугорком бойцы переводили дыхание; один, сняв варежки, растирал замерзшие руки, другой, сорвав ушанку, вытирал ладонью вспотевший лоб. Иные вытряхивали из валенок набившийся снег, другие вставляли в винтовку свежие обоймы или заряжали пистолеты. У каждого находилось дело в считанные секунды боевого отдыха. 

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное