Читаем Моряки идут на лыжах полностью

Краснофлотец Мамонов, один из лучших наводчиков отряда, утвердительно кивнул головой. 

— Точно, — сказал Мамонов: — угол 29, прицельная трубка 5. 

Он подполз к гранатомету, направил его по сделанному расчету и выпустил гранату. 

— В точку! — одобрил Пушкарев, когда вслед за далеким взрывом гранаты смолк надоевший пулемет. 

— Я всегда так, — скромно отозвался на похвалу командира Мамонов. 

Под защитой меткого огня Мамонова и других лыжники карабкались по взгорью. Белофинны, отчаянно защищаясь, покидали ближайшие укрытия в воронках, в ледяных гнездах и отходили к опушке леса, откуда по наступающим велся еще более сильный снайперский и пулеметный огонь.

ЛЫЖНИКИ СДЕЛАЛИ СВОЕ ДЕЛО

Несмотря на потери прекрасных балтийцев, неустрашимых бойцов, дух оставшихся не был сломлен. Еще большей яростью пылали их сердца.


Один из ДОТ линии Маннергейма, взятый частями Красной Армии.


Пусть только прикажут, и они пойдут открытой атакой и дальше на крутой берег под непрекращающимся ураганным огнем. Но командиры не хотели вести своих славных балтийцев на тяжелый риск, на верную гибель. Это было бы безрассудно. Лыжников надо было отвести, дать им передышку, подкрепить свежими силами, и тогда они смогут совершить свой последний героический прыжок, нанести по Мууриле последний, решающий удар. 

Связисты донесли Лосякову и Чепрасову, что комбриг Денисевич приказал отвести лыжников в залив на отдых. 

«Нецелесообразно, — сообщал комбриг, — подвергать людей бесцельному риску, потому что наличными силами им все равно успеха не закрепить. Панфилову же, получившему свежие подкрепления, — сменить балтийцев». 

Когда потянулись к берегу свежие отряды панфиловского резерва, Чепрасов дал приказ лыжникам — отходить. 

Старое пристанище их за ближним торосом оказалось разбитым вдребезги. Это постарались «десятки» и «шестерки» острова Койвисто-Бьеркэ. Пришлось уводить людей в сторону, подальше в глубь залива. 

По безудержной силе и напору лыжного натиска и броска враг заключил, что имеет здесь дело с основной операцией и спешно стянул сюда все свободные резервы из других смежных участков оборонительной линии. 

Этой ошибкой врага воспользовались части, расположенные по берегу и выше, и прямым штурмом взяли сильнейшие ДОТ, прикрывающие Муурилу с востока. Муурила пала, как созревший плод. Ее защитники в панике побежали и с берега и с горы, бросая снаряжение, амуницию, даже винтовки и лыжи. 

Неприступная Муурила пылала. Балтийцы-лыжники взбирались на прибрежную кручу. Красная Армия входила в еще догоравшую деревню.

ДОМОЙ С ПОБЕДОЙ

В конце марта лютые морозы унялись. Ярким, солнечным днем празднично выглядел Кронштадт, морской город. По широким проспектам в одном направлении двигались толпы. От самой площади Революции до Ленинградской пристани — густые шпалеры красноармейских и флотских частей. По-весеннему холодный ветерок ласково полощет кумач приветственных плакатов. Сверкает на солнце яркая медь краснофлотского оркестра. 

У пристани скопились тысячи людей, радостных, взволнованных и торжественных. Это — матери и отцы, сестры и жены, дети и друзья героев. 

Они теснятся к пологому спуску на лед, часто всматриваются в однообразную даль зализа. 

— Идут или не идут? Неужели опоздают? Ведь заждались! 

— Идут! 

На снежную пустынную гладь легли темные пятна ровных движущихся колонн. 

— Идут!.. облегченно вздохнула толпа. 

Лыжники скользят быстро, методично, сохраняя интервалы. Издали кажется, что даже не скользят, а плывут, ритмично перебирая по воздуху ногами. Приближаются! Можно уже видеть впереди командиров, слышать лыжный размеренный скрип.

И тогда, нарушая строгий порядок встречи, установленный церемониал, друзья и родные лавиной устремляются по спуску на лед. 

Увязая в глубоком снегу, несутся навстречу. Слезы радости. Горячие объятия, рукопожатия. Молодые отцы, вскинув на руки детей, долгим счастливым взглядом смотрят на них и не наглядятся. Из перехваченного волнением горла не идут нужные и нежные слова. Только глаза выдают скрытое волнение. 

Короткая команда водворяет порядок в лыжных рядах, и снова скользят они, взбегая на родной, любимый кронштадтский берег. Радостный гром грянул из труб и потонул в оглушительном взрыве: «ура!» 

Светит солнце, реют знамена, шуршит снег, улыбаются люди героям. А они, снова по-военному строгие, крепкие, закаленные боями и стужей, загоревшие под зимним солнцам, легко ступают по заполненным людьми улицам, изредка улыбаясь друзьям на панели. 

Площадь Революции — бывшая Якорная. Кто на Балтике не знает ее? Отсюда уходили моряки революции в бои с бесчисленными врагами. Сюда же неизменно возвращались с победой. Так и сегодня — шагают лыжники-балтийцы на историческую площадь, овеянные славой, чтобы сложить к ногам пославшего их народа кровью добытые лавры. 

Вздрогнула старая площадь от кликов и музыки, когда черные шеренги лыжников заполнили ее необъятный простор. 

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное