Сквозь шерстяную перчатку правой руки на снег падали темные капли крови. Боец Воробьихин наскоро забинтовал раненую руку командира. От потери крови Лосякова лихорадило. Заметив это, Чепрасов снял с шеи свой теплый шарф и, связав концы, сделал командиру удобную повязку.
— Товарищ Лосяков, эвакуируйтесь в тыл, — предложил комиссар Богданов.
— С такой ерундой в тыл не идут.
Комиссар настаивал.
— Что ж, я людей своих брошу в бою?
И капитан остался. Только командование передал начальнику штаба Чепрасову.
Справа, рядом с балтийцами, вместе со своим командиром Добычиным мужественно дрались красноармейцы. Подошли к лыжникам саперы Панфилова, выделенные специально для резки проволоки и разминирования поля. Вместе с ними поползли балтийцы. Пополз впереди и командир взвода Переверзев. Стали попадаться брошенные врагом вырубленные во льдах пулеметные точки. По плотно умятому внутри снегу можно было заключить, что враг не раз побывал в этих норках, поджидая лыжников. Ползая по глубокому снегу, на виду противника, бойцы буравили собственными головами в касках глубокую борозду, в которую уходил весь корпус.
— Ну и касочки! — восторгались краснофлотцы:
— Как в броневой башне.
Подтянулись к самому валу. Десятидюймовая «Сааренпейя», видимо, решила не щадить свои боезапасы и засыпала наступающих снарядами. Над прибрежной частью залива в наступившей мгле десятками взлетали осветительные ракеты. Шквал огня несся навстречу героям.
При ярком свете ракет белофинские «охотники за черепами» преследовали мушкой лыжных командиров. Но так как внешне их нельзя было отличить, то били всех, кто управлял огнем, распоряжался и чем-либо выделялся из массы.
Жмакин!.. Кто не знал в отряде этого отличного, выдержанного, всегда подтянутого, требовательного, но справедливого старшину? Кто из балтийцев не любил этого честного, прямого коммуниста?
Бойцы залегли, пережидая огневой ливень. Головы не поднять. С командного пункта опять взметнулась сигнальная ракета.
— В атаку!
Кто-то должен был, пренебрегая опасностью, увлекая других, вскочить и броситься первым вперед.
— За родину!.. За Сталина!.. — крикнул командир взвода Жмакин и ринулся первым.
Он был уже близко от проволоки, и голос его звал за собой… Но на голос командира откликнулся белофинский снайпер, пробив ему правое плечо. Жмакин упал, но бойцы, уже поднятые и увлеченные им, бежали дальше. Лежавшего старшину приподняли, чтобы оттащить в тыл, но невидимый снайпер, не прерывая охоты на командира, поразил его вторично в голову. Кипя гневом, бойцы неслись вперед, продолжать его дело.
Вскоре погиб и другой, прекрасный, скромный коммунист, командир взвода Тихонов. Тяжело раненный в грудь и умирая, как герой, он ободрял товарищей, призывал отомстить врагу. Слабеющим голосом остановил он военкома Богданова:
— Я умираю, товарищ комиссар. Прощайте! Не щади… — он не кончил фразы и закрыл глаза.
Но военком знал, кого имел в виду Тихонов и кого преступно было щадить.
Комиссар наклонился к Тихонову, пожал его остывающую руку и, смахнув украдкой слезу, пошел догонять своих.
Он тщательно следил за перебежкой бойцов, не давая им мешкать или залеживаться, так как успел заметить, что снайперы особенно сильно поражают лыжников в те именно минуты, когда они, при перебежках, слишком задерживаются на месте.
ВОЛШЕБНЫЕ КАСКИ
К ночи усилился мороз. Эвакуация раненых в тыл выросла в сложную и важнейшую задачу. Даже легко раненых нельзя было оставлять на льду в такую стужу. И потянулись бойцы в глубь залива, унося на себе тяжело раненых товарищей. Легко раненые шли сами, не расставаясь с винтовками, и даже поддерживали более пострадавших.
На севере, за невидимой Муурилой, дальнее небо осветилось вдруг, зажглось дрожащими лучами. Лучи погасли и снова вспыхнули, запламенели с еще большей силой, рассыпаясь широким веером по всему горизонту. Белесоватый свет переходил в зеленый, потом в багряный, радужный. Порывисто дышат световые столбы, захватывая постепенно своим многоцветным сиянием все большее пространство и образуя на крайнем севере сверкающий золотом венец короны. Нежной синевой озарился снег, и фантастические, причудливые тени протянулись от ледяных громадин.
Забыв на минуту о тяжелой обстановке, о близости врага, зачарованные любуются лыжники непередаваемой, невиданной красотой северного сияния.
— Да, — вздохнул романтически настроенный политрук Бывалов: — отродясь такого не видывал.
— А ты белофиннов поблагодари. Если бы не война, так бы и не увидел, — посоветовал старшина Армизонов.
Пронзительный свист пролетающих снарядов и новая огневая волна с берега вернули бойцов к действительности.