Морок

– Вот бы Лея всё это увидела! – вслух подумал Иннокентий и тут же загрустил.

Ему до боли в груди захотелось туда, в этот обычный дождливый лес, на пыльную дорогу тракта, к глупым и смешным магам. Куда угодно, лишь бы скорее из этой пустой сияющей пустоты, красивой и пугающей.

Иннокентий обошёл всё стеклянное, как он теперь понял, препятствие. Он стучал кулаками по этому стеклу, пинал его, однако не увидел ни малейшей трещины, ни малюсенькой зарубки.

– Ничего-ничего, подумаешь, я и подвалы пыточные видел, и королеву, – усмехнулся сам с собой Иннокентий. – И выжил ведь. А тут-то всего лишь красота. Без конца и без краю пустота. Кто-нибудь вскоре мимо да пройдёт, что-нибудь придумаем.

Юноша уселся на поверхности холма в самой его середине и посмотрел наверх, туда, где куполом расстилалось теперь ночное небо, утыканное переливающимися звездами. И это было удивительно, потому что повсюду стоял тёплый и солнечный день.

– Есть охота-а, – протянул Иннокентий.

И тут же перед ним явился стол. И на стол легла кружевная скатерть. И рядом возник высокий дубовый стул. И на скатерти явились яства и вина.

Второй раз приглашать Иннокентия не пришлось.

– Спасибо! – крикнул юноша куда-то в сторону, усаживаясь за трапезу.

Ел Иннокентий молча, опасаясь, что кто-то невидимый может услышать ход его мыслей. Он пытался почувствовать, не стоит ли кто рядом, прислушивался, не услышит ли за спиной чьё-то дыхание. Вообще, с тех пор, как он понял, что здесь не один, ему стало весьма некомфортно. Приходилось то и дело оглядываться и вести себя прилично. Поэтому отужинал он, соблюдая все правила этикета, которые знал на тот момент, спросив в пустоту по окончании трапезы:

– А куда убрать?

Тут же исчезли все яства и вина, стол и стул.

«Ладно, я к этому привыкну, – смекнул Иннокентий. – Только, если тут всё случается, едва стоит это вслух произнести…»

– Помыться! – крикнул он в звёздное небо.

Неподалёку появилась бочка, наполненная ароматной водой.

– Нет, к этому я ещё не готов, тут тоже телом своим трясти с вершины холма. Уберите. Я теперь отсюда выйти хочу! – сказал Иннокентий и огляделся в поисках двери.

Бочка исчезла, но дверь не появилась. Юноша попробовал приказать пустоте более чётко, вдруг она просто не поняла, что это – его желание, которое необходимо выполнять, как и прежние.

– Желаю выйти отсюда!

И снова огляделся. Он даже прошёлся снова по периметру невидимого жилища. Двери не было.

– Ну, пожалуйста, мне домой надо, к Лее. Как мне выйти отсюда.

И снова прошелся, теперь уже в обратном направлении. Двери не было.

Иннокентий распластался на невидимом полу, уставившись в небо. Там в вышине алеющего рассвета двигались небольшие точки.

«Ишь, как жалобно кричат. Хоронят кого-то. Кто-то сегодня попадет в Окраины», – подумал юноша. – «Отвезли б они меня обратно в Край, ну, что им стоит. Неужели, неправду про них говорят?»

– Гуси! Дикие гуси! – крикнул Иннокентий в вышину. – Заберите меня с собой. Отнесите меня к вашему королю!

Через некоторое время он заметил ещё одну стаю плачущих гусей. А за этой – следующую. Все они появлялись в небе ниоткуда и так же никуда исчезали.

И вдруг ему стало так одиноко. Будто он застрял посреди нарисованного чьей-то рукой полотна. Художник мастерски изобразил то, о чём мог бы мечтать каждый. Но всё это было неживым, ненастоящим.

– Если бы тут был Казимир, он бы запел, – сказал юноша, прислушиваясь, как горюет далеко внизу море.

Внезапная догадка осенила его:

– Нож! – заказал он у пустоты.

И нож тотчас был ему выдан. Не раздумывая долго, Иннокентий приставил левую руку к груди, нажимая на то место, куда должен быть нанесен удар, словно отмечая его болью. В следующее мгновение правой он нанёс себе один жёсткий и точный удар.

***

Они продвинулись уже далеко в лес. Общая тропа давно кончилась, приходилось выбирать, куда ступить ногой. Место было топкое и неприглядное, однако, если уж и заманивать куда нежить, то как раз подальше от людей. Ни к чему слабой человеческой психике такое смотреть.

– Началось! Началось! – закричал Богдан. – Светопреставление.

Он указывал то на Матильду, то на небо. И там, и там происходило необычное: Матильда упала на землю, содрогаясь в конвульсиях, а в небе наплывали на солнце тёмные тучи.

– Точно! Оно, – усмехнулся Казимир. – Тут, значит, лагерем и встанем. Только я не пойму, что с девкой-то.

Казимир подошел к Матильде, сел рядом на корточки и начал пристально вглядываться в её глаза. Казалось, что у девушки приступ падучей.

– Скорее, найдите камень ей под голову! – крикнул старик.

Богдан вскоре явил нужный камень. Девушку трясло на земле, руки были неестественно вывернуты, глаза заплыли белками, а изо рта шла чёрная пена.

– Почему пена черная? – спросил подошедший Ярослав. – Кровь ведь должна быть?

– Кровь – это если падучая. А тут у нас, кажется, совсем другое. Ну-ка вспоминайте, братцы, что пила недавно Матильда? Кто-нибудь помнит?

– Чай пила, как все, землянику я заваривал,.. – вспоминал Богдан.

– Ну, а кроме того, что все пили? Может, фунфурик какой особенный у неё был? – торопил Казимир.