Морок

Маги, зажатые в плотное кольцо собственных страхов: там селяне, тут этот вулкан, чуть дальше – псы королевы, – совершенно растерялись. Каждый сейчас подумал о том, что во всём этом глупом и несуразном, злом и крикливом мире у них было одно единственное убежище: избушка на краю леса. И каждый чувствовал благодарность своему врагу Борису, так ловко упрятавшему их от всех бед и невзгод. Каждый сейчас ненавидел Лею, принёсшую в избу запахи чужих земель, рассказы о дворцах, мысли о смелости и решительности одиночных походов, ненавидел ее спутников, ненавидели всё, что выманило их на свободу, сделав её единственной мечтой в жизни… Каждый ненавидел сейчас и самую эту мечту, эту свободу, которой так жаждал, задыхаясь под гнётом командования Бориса, а позже и Вениамина, сейчас полжизни бы каждый отдал за возможность оказаться в полутёмных комнатушках избы, где каждый знал, что делать, у каждого была своя роль: один кашеварил, другой лечил… А здесь? Что было здесь, на этой свободе? Здесь была только свобода. Одна сплошная бескрайняя нескончаемая свобода и больше ничего. Бездушная безрадостная свобода выбирать себя, выбирать свои свойства, свобода быть добрым или злым, глупая свобода трудиться или лечь и умереть, свобода выбирать всё, что угодно. Но эта свобода ничего не гарантировала, ничего не обещала, она не подсказывала, правильный ли выбор делает маг, никак не намекала, по какой дороге пойти. Это была полная и абсолютная свобода стать кем угодно и куда угодно пойти, никто не знал этих людей, у них не было прошлого, а будущее своё строили только они сами вот прямо сейчас, в душераздирающем настоящем, захлёбываясь обилием такой горькой и страшной, но совершенно реальной свободы, от которой некуда было спрятаться.

Все, почти все, единогласно выбрали одно-единственное будущее: вернуться в избу, и чтобы никогда ничего такого не случалось. Хотелось одного: закрыть глаза, хорошенько зажмуриться, а потом открыть и увидеть живого Бориса, такого же противного, как обычно, увидеть суетящегося и накрывающего на стол Богдана, и почувствовать эту самую свободу, как далёкую нереальную мечту. Почувствовать и пойти обедать.

Зажмурились почти все маги, однако приём не сработал. Действительность была навязчива, как слепни у реки, сколько ни моргай – всё та же полянка в лесу, всё та же необходимость принять решение, всё те же селяне на поле у деревни…

– Я знаю. Бывает такое, – начал Вениамин. – Я читал. Понимаете, все мы спим, нам надо проснуться. Это всё – глупость, какой-то глупый сон. Знаете, вот, бывает, надышишься костром или пожаром, всякое видится перед глазами. Вот это – оно. Это всё не настоящее. Это как привидения. Вот их нет, а ты их видишь. Или как, знаете, ресница в глаз попала, и ты смотришь на поле, а в поле какой-то странный предмет. Но предмета нет в поле, просто так видится ресница в своём глазу. Так вот это вот всё тут – неправда. Это как бы привидение, ресница.

Вениамин уже хохотал, чрезвычайно обрадованный своей мыслью. Неожиданная находка так поразила его, что он стал похож на сумасшедшего. Хотя никто бы не взялся сейчас сказать точно: он всё еще похож на сумасшедшего или уже сумасшедший.

– Ведь это так просто! Ничего этого нет. И тебя нет, – он ткнул пальцем в плечо Богдану. – И тебя – нет! И тебя! И меня! И меня, представляете, нет! То есть это не я. Это всё – сон. Поймите же вы! Это всё – сон! Хотя, плевать на вас, не хотите – не понимайте. А я тоже хорош, стою перед вами распинаюсь. А вы все суть – видения в моем сне. Такие же, как и я сам. Вот я сплю и вижу сон, как будто мы с вами стоим в лесу! Ха-ха-ха! Стоим в лесу! Ха-ха-ха! Это великолепно! А никакого леса нет, и вас нет, и меня нет. А есть спящий где-то Вениамин, который видит всё это и думает, что всё это взаправду! Морок! Ха-ха-ха! Морок это!

Внезапно Вениамин упал, как подкошенный. Сзади за ним стояла Матильда с толстенной веткой сосны.

– Морок или нет, а решать-то что-то надо. Вон, люди собрались уже…

***

Хоть никто и не ожидал от Матильды такой прыти, однако, никто особо и не удивился: в последнее время в жизни магов случилось столько чудес и удивительных вещей, что никто не счёл нужным тратить силы на очередное необычное событие. Все берегли силы на тот случай, когда совершится что-нибудь наиболее банальное и привычное.

– Пока мы тут сопли жуём, я кое-чему научилась, – после небольшого молчания продолжила Матильда. – Я могу теперь летать с ветром.

– И что тут удивительного, девочка? – перебил её Богдан. – Ты и раньше это умела?

– Да, – согласилась Матильда, – но раньше не так. Сейчас я могу видеть ветром. Как бы это объяснить, не просто нагнетать ветер, а я могу смотреть глазами ветра. Мне для этого не нужно вызывать бурю или темноту, я могу просто, как на лошадь, запрыгнуть на ветер и осмотреться.

– А послушать можешь? – с жаром встряла Лея.

– И подслушивать могу, – гордо подтвердила Матильда.

– Так что же ты молчишь, девочка? Ты ж, наверное, уже всё знаешь, о чём в деревне люди говорят?