Мороз на земле (СИ)

— В прачечной? — повторил с недоверием доктор. — Неужели в Бартсе нету другой работы, что они отправляют мальчика со слабыми легкими в прачечную?

— Полагаю, сэр, мистер Брокльхерст полагает, что нет, — сказал с горечью Джон. — Но Стивену хуже не от влажного воздуха, он лишь немного покашливает по ночам. Беда в том, что едкое мыло и его шерстяная одежда, которая постоянно сырая, вызывают ужасную сыпь у него. Он ее постоянно расчесывает, я опасаюсь, что это приведет к развитию эрисипеласа*.

— О, ну с этим мы можем справиться, — сказал доктор Вудкорт, доставая карточку из кармана, и что-то быстро на ней отмечая. — Отдай это аптекарю, и он выдаст тебе банку с мазью. Пусть Стивен наносит ее на места воспаления утром и вечером, можно даже и днем. И, готов поспорить, рукам его станет лучше.

— Да, сэр, но не могли бы вы прикрепить на мне эту карточку, чтобы Старшая прочитала ее?

— Да лучше отнести ее так. Это же не лечение, Старшая…

— Сэр, — одна из сестер быстро к ним подошла, лицо ее было встревожено. — Вас просят в палату к приютским детям, сестра полагает, что там дифтерия.

— О, боже мой, — доктор Вудкорт быстро отдал листок со своими заметками. — Джон, если увидишь Майка, то пришли его в детское отделение. Я должен идти.

Джон взял у аптекаря банку мази, засунул в карман и остаток дня провел в беспокойстве по этому поводу. Он знал, что отчасти волнение отвлекало его от мыслей о Шерлоке и о том, каким сложным и неуклюжим оказался их разговор. Но проблема того, как скрыть банку с мазью от глаз их директора, тем не менее, была совершенно реальной. В конце концов, он решил прийти раньше, и отдать банку Старшей. Майк, судя по разговорам за ланчем, вероятно, проведет ближайшие дни со своими маленькими пациентами, но у Джона, к счастью, сейчас было немного больных, и он мог отлучиться. Он почти добрался до школы, когда с опозданием сообразил, что прекрасно мог бы и сам написать всё, что нужно, на карточке. Мистер Брокльхерст вряд ли бы разобрался, где чей почерк. Идиот, не выспавшийся идиот! — ругал он себя в раздражении.

— Что ты здесь делаешь?

Джон резко остановился. Ну, конечно же, сзади стоял директор. Еще одна минута, и Джон был бы в безопасности.

— Сэр, — запинаясь, сказал он.

— Джон Уотсон, не так ли? Разве ты не должен работать в больнице?

— Сэр, я уже закончил работу и…

— Что это там у тебя?

Джон неохотно достал банку мази.

— Это мазь, сэр. Я…

— Я знаю, что ты делаешь с этим, — мистер Брокльхерст прищурился, и лицо его, нездорово бледное, запылало красными пятнами, как случалось, когда он был в бешенстве. — Ты, и правда, думал, что можешь принести это средство греха в стены благословенной школы, и это останется незамеченным?

Он взял банку, держа ее на отлете, словно там таилась зараза, и швырнул ее на пол, так, что та разлетелась осколками у их ног. Жирноватые брызги попали на брюки Джона.

— Повернись.

Джон замер. Мистер Брокльхерст подумал, будто он собирался использовать мазь для того, чтоб…

— Нет, сэр, это для тех, кто работает в прачечных. Доктор…

— Шесть ударов за дерзость, — сказал директор. Он не повысил голоса, но его уже услыхали. Несколько учеников выглянули в коридор из столовой. — И двенадцать — за намерение обмануть и грешить. А затем — холодный подвал за то, что отлыниваешь от работы. Повернись.

Джон подчинился. В ушах у него звенело, и он был потрясен тем, что всё пошло так неправильно, так, что даже не подготовился, когда ноги поразил жестокий удар. Он пошатнулся, поскользнувшись на скользкой мази, чувствуя, что начинает падать… И ударился головой о край каменной лестницы. Боль пронзила висок — и всё погрузилось во тьму.

Джон очнулся, ощутив холодный осенний дождь на лице. Был толчок, и он понял, что несколько рук его подняли и несут… с поля, в дом? Но это неправильно, ведь был август, жаркий солнечный день, а не сырой и холодный. Голова его просто раскалывалась, и он чувствовал, как накатывает тошнота. Он сжал зубы, и всё вновь поплыло вокруг.

— Джон? Джон, ты меня слышишь?

Джон открыл глаза. Он лежал на кровати, и над ним склонилось лицо доктора Вудкорта.

— Хорошо, — сказал тот, улыбаясь. — Как тебя зовут, ты можешь сказать мне?

— Джон Хэмиш Уотсон, — прошептал он.

— Чудесно. А где мы находимся?

— В Шерринфорд-холле, — сказал Джон и нахмурился. Что-то было неправильно. Он закрыл глаза.

— Очень хорошо. Лежи тихо, Джон. Ты очень сильно ударился головой, и тебе нужен отдых и полный покой. Ты понял меня? Эббот за тобой приглядит.

— Спасибо, — шепнул Джон с благодарностью, позволяя, чтоб тьма снова поглотила его.

Следующие два дня были долгим потоком запутанных странных снов, иногда прерываемых прикосновениями заботливых рук, что пытались его напоить водой и бульоном, и меняли на лбу холодный компресс. Головная боль постепенно стихала, в голове становилось яснее, хоть попытка на чем-то сосредоточиться всё равно приводила к тому, что Джон словно бы уплывал куда-то. Ну, по крайней мере, теперь он знал, где находится. Майк зашел проведать его на исходе второго дня, и по-доброму улыбнулся, встретив взгляд Джона.