Морозовская стачка

— Вот они какие, казаки-то, вольные люди! — как бы удивился Анисимыч.

— Чего ж, особые, что ли? — подзадорил его рыжий улыбчатый казачина.

— Как не особые? Особые. Казак — вольный человек, купцу в кабалу с охотой не пойдет. Казака лишь смерть к земле прикрепит, но он, даже мертвый, воли не забудет.

Казаку изба — поле чистое!
Казаку жена — сабля острая!
Казаку торговать не товарами,
А лихим мечом, алой кровию! —

Это уже из Навроцкого, из «Стеньки Разина», наизусть шпарил:

Да теперь времена изменилися,
Атаманы у вас с есаулами
Разжирели, как свиньи, от лености,
Поглупели, как бабы, от старости.

Царь так пригрел теперь вашего брата, что и пикнуть вам нельзя. Позабыли волю, рабством своим величаетесь, как заслугой. Рыцарскую доблесть на беззащитном народе кажете! Нет! Не этот казаком называется. Казак тот, кто за народ стоит, добывает волюшку для черного народа.

Казаки, слушая, серьезными стали, кто ухмылялся, кто хмурился. Ни одного слова в ответ. Постояли и пошли в отведенную им пустую казарму.

— Ребята, — сказал своим Моисеенко, — вы тоже расходитесь. Главное, толпами не собирайтесь, разгонять будут. С казаками ссориться нам не выгодно.

Увидел в толпе Волкова.

— Где ты был, в Москве? — спросил Волков.

— Может, и в Москве… Видишь, войска нагоняют, значит, жди арестов, а наше с тобой дело еще не сделано. Пошли-ка, брат, еще раз поглядим наши требования. Вечером прочтем в казармах, а завтра губернатору подадим. Говорят, московский прокурор приехал.

— Приехал. Муравьев фамилия.

— Муравьев? Какой-то Муравьев обвинителем был, когда цареубийц судили. Большая шишка.

Их окружили рабочие. Шелухин подошел.

— Видите, что это такое — стоять всем сообща? — спросил Моисеенко. — Бастуем мы, а помогли уже многим. У Викулы и у Зимина рабочим прибавку сделали на десять процентов. А вот кабы все фабрики встали, то и прибавка бы другая была, процентов пятьдесят накинули бы…

III

Часов в девять утра, когда уже хорошо рассвело, Моисеенко суматошной своей походочкой припрыгал, как воробушек, как воробушек — и незаметный, к казарме Волкова. Сам в казарму не пошел, кликнул к себе мальчишку, спозаранку гонявшего по дороге мерзлый конский навоз.

— Василия Сергеева знаешь?

— Как не знать? — обиделся мальчишка. — Он в нашей казарме живет! Да кто ж его не знает, заступника?

— Вот и хорошо, что ты его знаешь. Ступай к нему в каморку и скажи: «На улице Щербак ждет». Запомнил?

— Чего ж не запомнить?

Мальчишка убежал и скоро привел Волкова.

— Ты чего же сам-то не зашел?

— Теперь нужно поберегаться. Никак нельзя, чтоб нас вместе схватили…

— Да ведь не хватают никого.

— Погоди, они свое возьмут. Вот что, Василий, пошли по казармам. Унять нужно людей. Пойдут стычки с казаками, все Орехово беды не оберется. Морозов небось только и ждет, чтоб рабочие против властей взбунтовались. Тогда он отвертится. Не его осудят — нашего брата.

Народ, пробудившись, высыпал на улицы: фабрики стоят, что делать — неизвестно. Завидев Волкова, взбадривались:

— Василий Сергеев идет!

Моисеенко замешался в толпе, которая за Волковым двигалась ко второй казарме.

В длинном коридоре стало тесно, открыли каморки, в каморки набились. Лестницу на второй этаж заполонили. Волков хоть и высок, но в задних рядах его не видно. Прикатили кадку, Волков вскочил на нее, подождал, пока утихнут.

— Я вот чего к вам пришел, — начал он свою речь. — Хозяин вывесил объявление, зовет на работу. Он — хитер, а нам надо быть умными. У него свои условия, хозяйские, а значит, обманные. У нас — свои условия, рабочие, честные. С голоду нам умереть не дадут! Когда рабочие, товарищи наши, в Москве, в Петербурге, в Иваново-Вознесенске, в Твери узнают про наше дело, что стоим на своем, — не оставят они нас в несчастье. Соберут и пришлют нам деньги. Но потерпеть придется…

— Все терпи да терпи! — взвился женский голос.

— Вас-то я и прошу больше всего, милые! У вас на руках семья, детишки грудные. Иной раз и докормить не успеете, голодных приходится отрывать от груди, бежать по звонку на фабрику, чтоб за опоздание штрафа не схлопотать. Эх, чего там! Чего мне жизнь вашу рассказывать?!

— Потерпим, Василий Сергеевич! Согласны! — закричали женщины.

— А согласны, так еще послушайте. Чтоб себе же не навредить — мужики, к вам обращаюсь! — богом вас всех прошу, по улицам зазря толпами не шастайте! Не дразните начальство! Над казаками не смейтесь. И вообще без толку нечего галдеж поднимать. Когда нужно будет, скажу, что делать. Согласны?

— Согласны! Согласны! — кричала толпа.

Волков спрыгнул с кадки. Моисеенко незаметно пожал ему руку.

— Молодец! Пошли в другую казарму!

Народ повалил следом за Волковым. Он остановился.

— Товарищи! За мной не ходите! Я иду по казармам. Буду говорить то же, что говорил вам. И еще раз прошу: не собирайтесь толпами, губернатор тотчас казаков пошлет, а драться с войсками нам не с руки.