Ваня сунул два пальца в рот и свистнул. Тотчас из-за углов, из подъездов, с деревьев посыпались мальчишки и девчонки.
— Это мы тебя бережем, понял?
— Меня? Кто же это вас надоумил меня беречь?
— Дядя Волков… Так и вейтесь, сказал, вокруг Анисимыча. Сам сказал. Ей-богу! Если, говорит, кто наскочит на него, орите и звените, чтоб на помощь люди бежали.
Моисеенко оглядел подскочивших мальчишек и девчонок, впереди — приютские, Ванино воинство. Чуть не потерялся среди них, сам-то он повыше ребят на голову разве.
— Летите, братцы, лётом во все казармы, и чтоб все люди тотчас на улицу шли. «Волкова губернатор схватил!» — так и кричите.
Ребята — врассыпную, один Ваня не ушел.
— Мне от тебя нельзя, — голову опустил. — Сам понимаешь, шпики тебя небось днем с огнем ищут.
Анисимыч подмигнул:
— Не дрейфь, Ваня. Они, может, и теперь на нас через щелочку глядят, а взять — кишка тонка. Смотри, как люди-то из казарм высыпают.
Моисеенко поднял правую руку, пошел к рабочим:
— Братцы! Идем к губернатору. Если ему нужно, пусть всех забирает, а не нужно — пусть наших товарищей всех до одного отпустит.
Бросились к воротам.
— …Товсь! — раздалась воинская команда.
Казаки выставили пики.
— Не дрейфь, братцы! — Моисеенко рванулся на частокол пик, но казак, стоявший против него, не дрогнул, ткнул острием в грудь. От удара Петр Анисимыч отлетел в снег.
«Не испугались бы!» — подумал о своих и тотчас вскочил на ноги.
Толпа уже подалась куда-то в сторону.
— В банные ворота! — кричали.
Банные ворота оказались открыты. Толпа ворвалась во двор. Кто-то кинулся к звонкам.
Тревога! Тревога!
Люди бежали из казарм на помощь. Анисимыч прислонился к стене, перевел дух. В глазах почему-то плыли зеленые и красные круги.
— Дядя Анисимыч!
Как тяжело разжать веки.
— Это ты, Ваня?
— Нет! Я Ванин друг. Помнишь, ты в приют к нам приходил?
Петр Анисимыч, сбросив оцепенение, поглядел на мальчика:
— А, чернявенький! Помню.
— Я знаю, где сидят арестованные.
Тяжесть отлетела прочь.
— Где? Караул есть? Много?
— Никого.
— Веди.
Чернявый вел в приют.
Три-четыре совсем маленьких мальчика ползали по полу в просторном зале.
— Где же арестованные?
— В другом отделении! Вот дверь.
Дверь была заперта, но вдоль стен — тяжелые, во всю длину, скамейки.
— Помоги!
А мальчишки тут как тут уже. Подняли скамейки, крякнули, раскачали:
— И-и-и-ах!
Дверь подалась.
— И-и-и — ах!
Настежь.
Столовая приютская. На другом ее конце сгрудились арестованные.
— Выходи!
Кинулись бежать.
— Волков здесь?
— Нет, с Шелухиным в контору его увели.
Пока разбегались, Петр Анисимыч стоял, пропуская. Осталось человек семь.
— А вы что же? Не хотите? На милость надеетесь! Глядите, промахнетесь.
Побежал из приюта, четверо, поколебавшись, за ним, трое остались. Струсили.
Во дворе уже солдаты цепью. Теснят.
— Что вы делаете? — крикнул Моисеенко с крыльца. — Прочь! На кого подняли ружья? На отцов своих, на братьев!
Выбежал к самой цепи. На него медленно шел солдат. Так же медленно, не сильно, уперся штыком в грудь.
«Второй раз за день», — мелькнуло в голове. Схватился за ствол ружья, дернул на себя, и вдруг ружье оказалось у него в руках. Не по своей, видать, охоте солдат на рабочего ружье направил.
Моисеенко бросил ружье в снег, перебежал к своим.
— Отходи, ребята!
Толпа качнулась, попятилась. Солдаты перестроились, ружья на руку. Замерли.
Моисеенко увидел, что среди рабочих есть раненые.
— Что тут было?
— Дрались с солдатами. Они кинулись вам наперерез, ну, а мы на них.
«Вон как осмелели», — подумал о своих.
Во дворе появился владимирский губернатор, московский прокурор Муравьев, владимирский прокурор, полковник на лошади, с ним казаки, тоже на лошадях.
— Рабочие! — громко и властно крикнул губернатор. — Зачем вы сделали это? Вы противитесь власти, которая поставлена над вами еще более высшей властью! Вы нарушаете порядок и своими поступками делаете для себя хуже.
«Вот и мой черед», — сказал себе Моисеенко и выступил из толпы.
— Неправда! Не мы нарушаем порядок! Мы не пошли бы на это, если бы вы не арестовали рабочих, которые подали вам требования мирным путем. Все это из-за вас. Поглядите, вон кровь рабочих, раненных вашими солдатами.
— Этого нужно арестовать! — наклонился с седла к губернатору полковник.
— Попробуй! — крикнул Моисеенко.
Полковник тронул повод, но толпа рабочих сделала шаг вперед, и Моисеенко исчез в толпе. Он крикнул из толпы:
— Освободите Волкова и остальных! Иначе вам придется всех нас арестовать, с женами и детьми.
— Эй! Губернатор! — зазвенел озорной женский голос. — Чего ты за нами бегать приехал? Аль Морозов штаны новые посулил?
И грянул смех. Рабочие хохотали, глядя, как багровеет, как поглядывает на своих, ежась круглыми плечами, сытый, всесильный человек.
— Аль Морозов штаны новые посулил? — крикнул во весь свой звоночек Ваня-приютский.
И толпа снова закачалась от смеха: всех галок с деревьев смехом этим так и сорвало. Летят, галдят, отродясь не слыхали, чтоб столько людей разом смеялось.
Моисеенко прибежал в девятую, самую людную казарму. В коридоре столкнулся с Ефимом и Матвеем — неразлучными друзьями.
— Дядя Петя, мы тебя теперь только издали видим.