— Я старушку встретил, — сказал он вслух. — Пошла за наше здравие свечку ставить.
— Вот и славно! — И Моисеенко оглушительно расхохотался.
II
Толпа фабричного люда, собранная у железнодорожного переезда по приказу губернатора, ожидала высшего начальства.
Солдаты и казаки стояли в стороне, но солдаты под ружьем, казаки на конях, с нагайками. Прибыл прокурор окружного суда господин Товарков со следователем господином Баскарёвым, прибыли фабричные чины, директора фабрик господа Дианов и Назаров. Прискакал с двумя офицерами жандармский полковник Кобордо, и, наконец, в санках прикатил сам губернатор с начальником жандармского управления полковником Фоминцыным.
Губернатор вышел из санок, поздоровался с представителями власти и, мягко ступая красивыми сапогами на запорошенную утренним снежком землю, пошел к толпе рабочих. Он шел без улыбки, но и не напуская на лицо строгости. Встал довольно близко от первых рядов, так, чтоб видело его как можно больше.
Серьезный, стареющий человек, он с сочувствием оглядел лица рабочих и, не поднимая голоса до крика, а только напрягая, чтобы всем было слышно, объявил:
— Вам, уважаемые, надобно немедленно отправляться на работу или же получите расчет в фабричной конторе.
Из задних рядов тотчас крикнули:
— Не согласны! Расчет по пасху!
— Я повторяю. — Губернатор опять-таки голоса до крика не повысил. — Вы или приступаете к работам с сегодняшнего дня или отправляетесь теперь же к конторе за полным расчетом.
Из толпы выдвинулся Шелухин.
— Нас замучили штрафами. Придираются к каждой штуке товара: нитка оборвется, и то штраф, а без этого нельзя, работаем сразу на двух станках. Пища в харчевой лавке плохая. Делают вычет за баню, больницу, отопление, за свет берут, за все платить приходится. Начнешь говорить — штрафуют вдвое, а мы и так половину заработанного получаем. Шорин совсем озверел.
— Ограбил! — закричали в толпе. — Мы все на него обиду имеем.
— Расследование о штрафах произведено. Штрафы господин Морозов вам возвращает с первого октября включительно. Что же вам еще надо? — Губернатор слегка нахмурился.
— На ихние условия никто согласиться не желает! — сердито выкрикнул Шелухин. — Верно я говорю?
— Верно! Не пойдем! — закричали рабочие.
— Не пойдем на работу! Совсем ограбили!
— Чего же вы хотите?! — пришлось и губернатору крикнуть.
— А вот что нам надо! — из толпы вышел Волков.
— Василий Сергеев! Адвокат! — обрадовались рабочие. — Ты скажи ему! Заступись, Сергеич! Не робей!
— Тихо! — повернулся к толпе Волков. — О деле спокойно нужно обговорить.
Крики тотчас прекратились. Люди тянулись, вставали на носки — поглядеть, как стоит перед начальством свой человек, послушать, что скажет.
Жандармские полковники тоже как бы замерли: вот он — вожак. Молодой! Чуть ли не мальчишка. Не спугнуть бы только!
— Работать на условиях конторы рабочие решительно отказываются, — громко сказал Волков. — У нас написаны условия, по которым все мы согласны продолжать работу.
Он стоял перед генералом, перед судебными шишками и не боялся их. Не боялся, что не то скажет, коряво. Правду говорить просто.
Он видел, как забегали офицерики, от полковников — к казакам и к солдатам. Но за правду пострадать не страшно.
— Ребята, подайте мне условия! — приказал Волков рабочим.
Пошло в толпе шевеление, и тетрадочка из рук в руки была ему тотчас подана.
— Прошу принять требования рабочих! — Волков подошел с тетрадкой к губернатору.
— Это не мне! — Губернатор убрал руки за спину и глазами дал знак полковнику Кобордо.
Волков и этого движения не упустил, но ему, гласу народному, не по чину было бежать и прятаться. Он подошел к прокурору окружного суда господину Товаркову.
— Возьмите наши условия.
Прокурор тетрадочку принял.
— Прошу прочитать публично. Я этого требую!
— Зачинщиков арестовать! — раздалась звонкая команда полковника Кобордо.
Солдаты бегом, цепочкой отделили Волкова и Шелухина от толпы.
— Не трожь Ваську, нашего человека! — заорали в толпе. — Не трожь!
— Товарищи! — крикнул Волков, поднимая над головой сжатый кулак. — Нам пред капиталистами и говорить не позволено. Пропадать, так пропадать вместе! Я за всех и все за меня?!
— Все! Все! — кричали фабричные. — Васька, все за тебя!
Казаки врезались в толпу, отделили первые ряды, свистнули нагайки, щелкнули затворы винтовок.
Господин губернатор поспешно садился в санки: все это ему, старому либералу, было неприятно, но — служба.
— Дядя Анисимыч, назад!
Моисеенко зорко и быстро глянул вдоль пустынной зияющей улицы и только потом чуть скосил глаза на голос: возле старого вяза стоял мальчишка и двумя руками, как бы подгребая, звал его к себе. Моисеенко отступил за дерево.
— Ваня, ты?
— Я, дядя Анисимыч! Не ходи дальше, губернатор дядю Волкова забрал, а с ним еще человек, может, сто!
— Куда это забрал?
— Во двор их всех впихнули, а у ворот — караул. С пиками, ружьями.
Моисеенко сдернул шапчонку, быстрыми движениями пригладил рыжеватые вихры и опять надвинул треух по самые глаза.
— Так… Твои приютские-то где? Далеко?