Несмотря на дикие времена, я провела в тихом Арнастапи десять лет. Странники приносили вести о распрях и убийствах, но для меня имела значение лишь ферма и то, чему учила меня Халльдис. У неё я научилась всему, что должна уметь хорошая жена фермера. Она научила меня относиться к земле так, чтобы та год за годом давала хороший урожай. Я думаю, что по своей натуре я была расторопной, но именно Халльдис наделила меня опытом. Я вспоминала о ней, когда пользовалась какой-нибудь уловкой, которой она поделилась мной: например, когда мы обустраивались на Хопе, или, когда делали вино из диковинных ягод. Но, конечно же, у неё я научилась не только этому. Я уже упоминала, люди называли её ведьмой. Думаю, это означает лишь то, что есть люди, которым дано заглянуть за границы нашего мира немного дальше, чем остальным. Даже тогда я понимала, что колдовство, как и любую другую силу, можно пустить как на добрые дела, так и на злые. Мне исполнилось всего шесть, когда Халльдис предупредила меня, что я должна использовать свою силу только на добрые дела. Злую ведьму, что жила в Хольте, по другую сторону гор, однажды насмерть забили камнями, и Халльдис привела этот пример, чтобы донести до меня свои слова. Ей это удалось; позже я с ужасом поняла, что легко могла совершить ошибку. Халльдис учила меня только доброму: как видеть и использовать то, что лежит за пределами нашего мира.
Когда я рассказываю о своём детстве, я понимаю, что не помню событий, а лишь то, как всё было. Тогда это не было историей, жизнь просто шла своим чередом. Когда я задумываюсь о каких-то конкретных событиях, то обычно припоминаю, как Халльдис обучала меня. Колдовство, скажете вы. Не знаю, но для меня это были важные моменты. Что-то новое, а в остальном, в обыденных делах ничего не менялось.
Два огонька, их образы, встречаются там, где масло соприкасается с воздухом. Светильник из мыльного камня и локон рыжеватых волос, мягких и прекрасных.
Горечавки, их воронки поникли, и марьянник, пахнущий сенокосом. Халльдис говорит сидящей рядом маленькой девочке.
— Возьми левой рукой по одному цветку от каждого.
Ребёнок протягивает руку и берёт два цветка.
— А теперь волосы.
Она помещает прядь волос между стеблями. Халльдис протягивает ей лоскут льняной ткани.
— Свяжи их вместе.
Ребёнок кладёт белый свёрток перед масляной лампой.
— Теперь произнеси над ним слова.
Девочка слушается и старательно выговаривает трудные слова.
— Очень хорошо. Теперь мы размешаем то, что осталось, в вине, и скажем Турид давать снадобье ребёнку на ночь перед сном. При судорогах нужно средство, соответствующее их силе.
Маленькая девочка кивает.
— Произнеси заклинание, и спрячь это в укромное место.
Ребёнок берёт льняную ткань и аккуратно кладёт свёрточек в нишу в стене за ткацким станком. Она прячет её подальше, между других вещиц.
Халльдис, так же, как и Орм, брала меня с собой. Она относилась ко мне как к взрослой, когда представляла своим друзьям. В доме своего отца я всегда казалась тенью на заднем плане, тенью женского рода. Халльдис научила меня радоваться быть самой собой.
Однажды после окончания сенокоса она взяла меня с собой на ферму Фродривер. Это была однодневная поездка через холмы, тогда я впервые побывала за Стапафелем. Мы поднимались мимо пещер, где обитают великаны, до самого ледника. Вблизи ледник не выглядит гладким белым конусом, каким он кажется с моря. И тут и там проглядывает лава, а снег покрыт пепельной пылью. Над горой висело облако, выше лёд исчезал в вязком тумане, который нам приходилось вдыхать, когда мы проезжали сквозь него. Наши лошадки плелись через снеговые языки и выбирали дорогу меж камней, пересекая потоки талой воды. Мы долго ехали вдоль ледника, а затем спустились по берегу бурной реки, и вот, на севере я увидела другой берег залива.
— Это Хвамм, что лежит на том берегу Брейдафьорда, — сказала мне Халльдис. — Здесь высадился на берег твой дед вместе с Ауд Мудрой, когда люди только начали заселять Исландию.
Я уставилась на синюю землю, лежащую за морем: я воспринимала её как недостижимое прошлое, о котором знала всё из историй.
Мы спустились вдоль протекающей по лощине на север, к морю, реке Фродривер, прежде чем наступили сумерки. Ферма стояла на равнине, бывшей во времена первых поселенцев солончаковым болотом. Тородд осушил его, и теперь это хорошая земля, но, тем не менее, после Арнастапи я чувствовала себя здесь стеснённо. Невысокие скалы нависают над равниной, а шум водопадов заглушает звуки моря. Я помню, как перепрыгивала через дренажные канавы, заполненные болотными лютиками и шёлковой травой. На этой ферме жила Турид, подруга Халльдис, она была замужем за Тороддом, и приходилась сестрой Снорри Годи. Междоусобицы из моего детства зачастую имели отношение к ней.
Разумеется, Турид была рада видеть Халльдис. Я прижалась к своей лошадке, пока они приветствовали друг друга. Затем Халльдис взяла меня за руку и повела прямо к порогу, и я оказалась среди незнакомых мне людей.
— Это моя приёмная дочь Гудрид, — с гордостью сказала она Турид.