Морская дорога (ЛП)

Так пролетели летние недели, и, в конце концов, мы сориентировались по сторонам света и направились на запад, Торстейн посчитал, что берег должен быть там. Он рассчитывал, что мы достигнем Винланда или даже Африки, но нас снова накрыли тучи, и когда нам снова удалось сориентироваться, мы повернули на север. Когда мы заметили землю, первое, что мы увидели — снежные горы и ледяные реки, впадающие в море. Мы подошли ближе, и один мореход, что ходил с Лейфом, выкрикнул: "Да это же Зелёная страна! Мы дома! Мы к югу от Гуннбьёрновых островков".

Так что мы пошли вдоль берега, направляясь к Западному поселению. Мы миновали вход в Эриксфьорд и могли вернуться домой, но Торстейн отказался, представив, какой позор ждёт его дома, если он вернётся ни с чем. Поэтому он убедил людей продолжать путешествие, и мы тащились вдоль пустынного западного берега, ветер был такой же непостоянный, как и судьба, что нас преследовала. Погода тоже не благоприятствовала нам. Мы вошли в полосу густого тумана, с востока повеяло холод от ледника. Торстейн сказал, что мы возле самого открытого побережья, где ледяная пустыня встречается с морем. Мы вслепую шли через туман, море было неспокойным, но ветер не стихал, так что мы продолжали идти в том же направлении. Хотя волнение и было ощутимым, волны хотя бы накатывали предсказуемо, так что я могла стоять на ногах и всматриваться в туман, а не сидеть, сжавшись в чреве корабля. Через два дня мы достигли входа в Люсуфьорд, где в глубине фьорда располагалась ферма Торстейна. Встречный ветер норовил выгнать нас в открытое море, но Торстейн знал течения, так что в ожидании прилива нас бросало туда и сюда, а потом на волне прилива нам удалось войти в залив. Следующий день и ночь из-нам пришлось лавировать из-за встречного ветра, высокая волна швыряла айсберги то туда, то сюда. Наконец мы увидели на северном берегу ферму, небольшое зелёное пятно у подножия скал, и направились к берегу.

Близ берега нас швырнуло на камни. Раздался ужасный скрежет, и корабль резко остановился. В месте соединения шпангоутов с килем треснула обшивка. Торстейн расстроился по-настоящему впервые за всё время всех наших скитаний. Это означало, что мы застряли на берегу фьорда, на полпути к нашей ферме, там, где нас ждала горячая пища, чистая вода и убежище от непогоды, до фермы оставалось лишь несколько часов пути. С начала зимы уже прошла неделя, а тонкая корка льда начинала сковывать берега залива.

В том не было вины Торстейна. Над кораблём висело моё проклятие. Не стоило ему брать меня замуж. Я хотела стать ему самой лучшей женой, но, в конце концов, погубила его. За эти недели, проведённые в море, я стала уважать его больше, чем за всё время, проведённое вместе в Стокканесе. Я обмолвилась, что не имела понятия, какой он на самом деле. Мне казалось, Торстейн жил настоящей жизнью лишь во время охотничьих поездок на север, и люди до сих пор рассказывают истории о его подвигах на севере. Заполучи Торстейн корабль пораньше, он мог бы стать таким же великим мореходом, как и его братья. Но как бы то ни было, он знал лишь побережье у западного поселения и охотничьи угодья, и первое же дальнее плавание, в которое он отправился, было обречено. Он был хорошим вождём. Торстейн ел и пил не больше своих людей, и у меня, его жены, тоже не было особых привилегий, и я считаю, он поступал правильно. Ради своей гордыни он заставил людей продолжать путешествие, и я вновь думаю, что и в этом тоже оказался прав. Прежде чем вернуться домой, к отцу и брату, он должен был доказать, чего стоит. Ему было наплевать, погибнет ли он, главное — избежать позора.

Он никогда не жаловался и не делился со мной сомнениями. Иногда ночью он забирался в наш промокший спальный мешок, и во тьме, под укрытием тента, быстро и яростно занимался со мной любовью, причиняя мне боль, вдавливая меня своим весом в жесткие доски обшивки, поверх которых набросано немного сена. Не могу сказать, что получала удовольствие, но, возможно, ему становилось от этого легче. Не знаю, приходило ли ему в голову, что причиной наших неудач была я. Конечно, он знал, что я ранее была на борту злополучного корабля, но никогда не упоминал об этом. Я знаю, он очень хотел сына. Не знаю, почему мы так часто занимались любовью, возможно, он нуждался в этом. Днём он был со мной обходителен, но никогда не говорил, что у него на уме. Думаю, он просто привык ко мне и полагался на меня во всяких мелочах. Как только он свыкся с тем, что у него есть жена, это перестало занимать его мысли. Но он мне нравился, и я делала всё возможное, чтобы дать ему всё, что он хотел. Я никогда не желала ему зла, и теперь, каждый день в своих молитвах я изо всех сил стараюсь искупить вину перед ним. Как ты считаешь, если душа неосознанно причиняет кому-то вред, будет ли её вина не такой тяжкой?