Дни моего детства возвращаются ко мне во снах, как лоскуты ткани, а у меня нет нити, чтобы сшить их в одно целое. В моих детских глазах наш дом в Хеллисвеллире, в Лаугабрекке казался огромным. Где-то над моей головой, в дыму скрывались балки, поддерживающие крышу. Женская комната располагалась в конце зала и была поднята на ступеньку выше. Я помню ту каменную ступень, море оставило следы на камне — бледные линии. В женской комнате стояли два ткацких станка, нити на них напоминали гигантскую паутину; ночью, в мерцании огня, они отбрасывали на стены тени. Зал разделяли тонкие занавески, в которых я пряталась, когда около очага вечерами собирались мужчины. Я помню вечера на открытом воздухе, когда золотое солнце опускается всё ниже и ниже, а коровы бредут с пастбищ домой, чтобы их подоили. Я помню покалывание травы, запах сенокоса и высохшие цветочные головки на сухих стеблях. Я помню свист ветра, зимнюю темень и снежные хлопья, падающие, словно серебряные монеты в грязь.
Первое событие из внешнего мира, повлиявшее на мой мирок, произошло, когда мне было четыре года. Эрик Рыжий вернулся и остановился в доме моего отца.
Рыжая, как осень, борода, рыжие волосы. Он рассказывает о земле, пустынной, как бледное осеннее небо. О сказочной стране, омываемой штормами. Вспыльчивый и жестокий, он рассказывает о своих мечтах.
Он сидит на столе в зале. Трапеза окончена, женщины убрали посуду и удалились. Дети и собаки возятся возле очага, никто не обращает на них внимания. Над очагом, переплетаясь с дымом, витают мужские разговоры. Рыжий человек говорит, а воображение маленькой девчушки рисует картинки в её голове. Он описывает землю, покрытую зеленью, но сейчас в Исландии осень, и она не может представить себе зелень, только красные цвета. Красная трава, красный ивняк, красные ягоды — толокнянка и водяника. Красные холмы цвета его бороды и волос. Одно лишь море зелёное. На западе, за морем лежит пустынный и пугающий мир. Рыжеволосый и сам пугает её. Его переполняет гнев. Девочка чувствует это за его сладкими словами. Земля за морем так желанна, но рыжебородый так неистов и горяч. Она подползает поближе, ловя его слова. Здесь, в отцовском зале, она слышала немало сказок, но никто и никогда не рассказывал ничего подобного. В голубом небе, как описывает он, девочка видит, как в зеркале — землю и море, и фигурку посреди нетронутого пейзажа, кажется это она сама.
Первое время в мыслях я путала Эрика Рыжего с вулканом. Это всегда было частью моей жизни, знаете ли, лёд и огонь, снег и запах серы — совсем другой мир, не так, как здесь в земляной Италии. Когда я была ребёнком, за моей спиной высился Снайфель, который ваши богословы называют вратами в Хельхейм. Дорога во врата Хель ведёт с небес, именно оттуда пал Люцифер, а Лаугабрекка была хрупким раем до того, как меня изгнали. Такой была земля, о которой Эрик рассказывал отцу.
— Зелёная страна, — говорил он. — Пустынные пастбища, где трава зеленее изумрудов, густая и полна цветов, из скошенной травы получится сладчайшее сено, но ещё ни одна коса не касалась тех трав. На одном лугу там может пастись больше скота, чем в любой исландской долине. А зимняя охота принесёт огромные богатства, достойные королей — шкуры белых медведей, лисьи шкурки, бивни моржей и нарвалов. Один лишь груз добра, добытого в моей Зелёной стране, будет стоить дороже равного по весу грузу специй и шелков откуда-нибудь из-за Миклагарда. Я говорю о богатстве, которое ты даже не можешь себе представить.
— Разве никто более не находил эту Зелёную страну? — осторожно спросил отец. — Говорят, за плавучими льдами, что простираются за Гуннбьёрновыми островками, живут черти и оборотни, и там лежат границы Йотунхейма.
— Говорят! — посмеялся Эрик. — Похоже, ты веришь сплетням, что распространяют женщины за ткацкими станками, когда ткут тебе штаны на женской половине. Разве не я провел три года, исследуя Зеленую страну от Гуннбьёрновых островков до пролива, что ведёт на север, во Внешнее море? Увидел ли я там хоть один след живого человека? Ни одного!
— А мёртвого? — пробормотал мой отец.
— Если там кто и умер, то не из наших, поэтому их духи не причинят нам вреда. Клянусь, в Зелёной стране нет северных демонов.
— Значит, там есть другие?
Эрик пожал плечами.
— Ничего такого, чего стоит бояться мужчине. Это пустынная земля. Мы убедились в этом. Пусть трусы отворачиваются от богатства, если хотят. Я веду дела лишь с мужчинами.