Мой сын бодрствовал, а я стояла в дверях хижины, держа его на руках. Думаю, Снорри не ощущал моего страха, казалось, он ни о чём не догадывался, мальчик брыкался, пытаясь освободиться и побежать на берег, посмотреть, что там происходит. Я никогда не чувствовала себя настолько уязвимой, зная, что он полностью доверяет мне, ведь я не смогу защитить нас обоих, если наш маленький отряд перебьют. Даже если мне удастся убежать вместе с ним в лес, я не смогу покинуть Винланд, так что лучше погибнуть, чем оказаться на свободе. Я даже не пыталась представить, что будет, если меня схватят. Я слышала множество историй о набегах северян на чужеземцев: сначала убивали детей, насиловали женщин, которых, в конце концов, могли убить или оставить в живых. Именно так вели себя наши мужчины в чужих странах. Я понятия не имела, есть ли в скреллингах хоть что-то человеческое, но знала, что они будут вести себя также. Я носила нож на шнурке на шее и знала, что должна сделать всё что смогу, если придёт роковой день. Я не осмеливалась представить всё это в подробностях. Я ощутила внутри холод и не могла здраво соображать. Руки похолодели и вспотели, я едва удерживала сына. Я сосредоточилась на том, чтобы успокоить его и не дать ему упасть. Когда худшие страхи становятся явью, то действительность начинает больше напоминать сон. Я полагаю, это способ сохранить здравый рассудок — верить в то, что, когда проснёшься, окажешься совсем в другом месте.
Но скреллинги и не думали сражаться. Они вышли на берег, как и раньше, без оружия. Их предводители стояли у подножия дюн и, яростно жестикулируя, заговорили на своём непонятном языке, подзывая наших людей. Остальные за их спинами разгружали лодки. Всё это совсем не напоминало ночной кошмар: холод внутри меня растаял, и лишь тогда я поняла, что моё сердце колотится так сильно, что содрогается всё тело. Я глубоко вздохнула и двинулась вперёд, чтобы лучше видеть. Снорри немного успокоился и, широко раскрыв глаза, с удивлением разглядывал происходящее на берегу. Скреллинги разложили на свой груз на песке и выразительно указывали на товары. Меха. У них были меха, Агнар. Это оказалось так неожиданно, совсем не то, что я ожидала, и я почувствовала, что трясусь, еле сдерживая смех. С трудом мне удалось сглотнуть, чтобы успокоиться и не расхохотаться как дурочка. Эта сцена напомнила мне картину, когда Торстейн вернулся с охоты и сложил свои трофеи у ног моего отца. Там были оленьи шкуры, тюленьи кожи, огромные бурые медвежьи шкуры, волчьи и лисьи шкурки, и ещё какие-то меха, странного, незнакомого мне зверя. Позже, уже в Норвегии я узнала, что этот зверь чем-то напоминал кошку, но тогда я ничего не знала об этом животном. Меха выглядели так богато, так необычно и нелепо, разложенные на берегу дикой страны, лежащей за пределами мира. Вдруг я поймала себя на мысли, что уже не думаю о Торстейне, а скорее о торговце Торгейре и его сыне Эйнаре, которые однажды ослепили меня роскошью, показав, какие прекрасные вещицы делают в далёких странах. Тогда всё встало на свои места, будто бы я пробудилась от кошмара. Карлсефни, который, в конце концов, сам был торговцем, тоже всё понял, и тут же убрал меч в ножны, положил щит на песок и развёл руки в жесте, которым он воспользовался в прошлый раз, чтобы успокоить тех дикарей. Затем он спрыгнул с вершины дюн вниз, скользя по осыпающемуся песку, и остался один на один с вождём скреллингов.
После чего события стали развиваться быстрее. Наши люди спрыгивали вниз с дюн, хохоча как ненормальные, радуясь внезапной перемене. Я посмотрела вниз и увидела, как наши и скреллинги смешались друг с другом на песке, светловолосые и чёрные, все одновременно громко говорили и размахивали руками, каждая группа с трудом пыталась безуспешно понять друг друга. Я разобралась в ситуации раньше, чем остальные, потому что стояла в стороне и видела их всех, а любой из наших людей, оказавшись внизу, видел лишь то, что происходило рядом с ним. Скреллинги облепили северян и указывали на мечи, иногда даже пытаясь дотронуться клинка, не подозревая, насколько смертоносно это оружие. Наши люди пытались спрятать мечи, как можно надёжнее укрывая их щитами. Поначалу я подумала, что дикари пытаются убедить убрать оружие. Кое-кто из наших так и поступили, убрав мечи в ножны, но скреллинги хотели совсем другого. Они подступили вплотную и зашумели ещё громче. Один из дикарей схватился за ножны на поясе Торбранда и потянул к себе. Торбранд грубо оттолкнул его. Обе стороны закричали, началась потасовка. Торбранд снова обнажил свой меч. Я закричала: "Торфинн!", напугав криком ребёнка, так что Снорри подпрыгнул у меня на руках.
Карлсефни обернулся.
— Гудрид! Назад! Немедленно возвращайся!
— Ты не видишь! — Прокричала я ему. — Мечи! Они хотят ваши мечи!
Он оглянулся по сторонам и сразу же понял, о чём я. Он колебался, но я всё видела, а он нет, и, благодаря этому, соображала быстрее.
— Торфинн!
Карлсефни поднял взгляд, и я сказала ему, что нужно делать.
— Что-нибудь другое! Предложи что-то другое! Быстрей!