Морская дорога (ЛП)

Большинство мужчины, которые поддержали Карлсефни, считали, что вполне готовы к битве со скреллингами. В конце концов, это были свободные люди, обученные сражаться, и у них не было возможности проявить себя в бою с тех пор, как они покинули Исландию. Они старались избегать междоусобиц, потому что даже самые горячие головы понимали, что нужно как-то уживаться друг с другом и оставаться единой командой, если они хотят вернуться в дома Лейфа. Северяне не страшатся смерти в бою, ты это прекрасно знаешь, Агнар, думаю, они больше боялись остаться здесь, живыми или мёртвыми, и навечно скитаться в этой забытой богом стране. Если же они погибнут в битве, то, конечно же, им не грозит одиночество, потому что они проделают последний путь вместе с товарищами, а их души не будут блуждать неприкаянными, а перенесутся туда, где будут до самого конца света. Полагаю, даже в Винланде смерть в бою — избавление от вечного одиночества. Но я женщина, и думала о своём сыне, так что подобная судьба совсем не для меня, поэтому я уговаривала Карлсефни уплыть отсюда как можно скорее.

Вместо этого мы возвели вокруг лагеря частокол и наблюдали за округой днём и ночью. Кроме этого, мы лихорадочно продолжали заготовку древесины. Прошло три спокойные недели, и ничего не происходило. Наша работа уже подходила к концу, и я уже начала надеяться, что нам удастся покинуть это место до возвращения скреллингов.

Они напали на рассвете. Должно быть, враги прокрались по берегу в утренних сумерках, потому что они появились одновременно из леса и со стороны берега, окружив нас. Наши часовые наблюдали за морем, а не за лесом, так что скреллингам удалось застать нас врасплох. Но нас спас бык. С тех пор, как мы высадились на сушу, нам так и не удалось поймать его. Иногда его замечали рядом с лагерем, когда он пощипывал траву вместе с коровами, но как только кто-нибудь пытался поймать его, он вскидывал рога и бросался в атаку. Если его начинали преследовать, он пугался и скрывался в лесу. Мы оставили его в покое, у нас и так хватало дел, чтобы ещё заниматься его поимкой, к тому же коровы всю зиму паслись сами. В конце концов, его буйный нрав и выручил нас. В тот утро он пасся в дюнах вместе с остальными животными, и вышло так, что скреллинги столкнулись с ним между лагерем и морем. Мы услышали его рёв, и тут же увидели скреллингов, они находились не более чем в ста ярдах от нас, и тогда же мы увидели, как бык бросился на них.

Я не знаю, за какое чудище они его приняли, но их ряды смешались, и дикари бросились наутёк. Думаю, бык достал одного из них. Мы видели, как он поддел одного дикаря на рога, а затем затоптал его, после чего побежал к лесу и скрылся в чаще.

Вскоре мы услышали звуки трещоток, что ранее предвещали появление скреллингов, и заметили другой отряд, они бежали к нам с другой стороны. Это всё, что я успела разглядеть, потому что по нашему частоколу забарабанил град камней, я схватила ребёнка и укрылась в хижине. Внутри было ещё хуже, я слышала, но не видела ничего, кроме спин лучников, которые, находясь под защитой частокола, стреляли в приближающихся скреллингов. Снаружи стоял ужасный шум: крики и завывания, вопли раненых, стук и топот, а иногда и удары по частоколу, от которых сотрясались брёвна, и дрожала вся ограда. Я не могла сдвинуться с места. Снорри не плакал, а прижался ко мне, словно моллюск. Он не прятал лицо, как обычно делают испуганные дети. Вместо этого он держал голову прямо, глаза широко открыты, казалось, он вслушивается всем телом.

Что-то ударило в частокол, раздался треск раскалывающегося дерева и дикий ритмичный вопль. Я вскочила и вытащила нож. Не знаю, смогла бы я причинить вред ребёнку, обвившему мою шею, но встала на пороге с зажатым в руке ножом. Я не испытывала страха, всё вокруг казалось каким-то ненастоящим. Внутри меня — странное ледяное спокойствие, я была способна на всё.

А тем временем, звона оружия я так и не услышала, эта мысль показалась мне забавной. Не было звона металла о металл, лишь стук, удары и крики. Я помню чей-то пронзительный и протяжный вопль за стеной, этот звук звучал у меня в голове, и я очень хотела, чтобы он умолк. Наконец, вопль прекратился, а потом я увидела скреллинга, пригвождённого к частоколу, из его живота торчал меч, который он не мог вытащить. К тому времени, как бой закончился, тот скреллинг уже умер.

Казалось, всё это продолжалась довольно долго, но, когда наступила тишина, только встало солнце. Шум прекратился, и я услышала исландскую речь, тем временем уже открыли ворота.