Морская служба как форма мужской жизни

– Понял! Отбой! – сказал Горкин и грохнул трубкой, от всей души. Жена и ухом не повела, укрылась только одеялом с головой. Привычная!

Включить чайник, отмахнуть куски колбасы и хлеба от буханки, соорудить бутерброды чудовищных размеров – дело двух минут, В портфеле уже лежали полотенце, несессер с бритвой, мыльницей и зубной щеткой – так, на всякий случай. Вообще-то Горбатый, где было размещено маленькое отличившееся сегодня подразделение, был рядом – в паре часов пути, на машине. Можно и катером – но залив, не надо быть Вангой, наверняка закрыт по случаю взбесившейся непогоды.

За окном уличный фонарь раскачивался, словно пьяный после крутой попойки, и не оставлял на скорое улучшение погоды никаких надежд.

Чмокнув жену на прощанье, Горкин спустился вниз. На ветру стоять было как-то безрадостно, как и предполагалось "уазик", русский джип – задерживался, заплутав среди типовых домов и узких улочек.

Укрывшись от ударов ветра за стеной крыльца, капитан 2 ранга ловко прикрылся полой шинели и закурил с первого раза. Опыт не пропьешь – он еще помнил, как это делается на открытом всем ветрам ходовом мостике престарелого сторожевика.

Впереди была работа – он уже прикидывал, что и как надо сделать в первую очередь, что оставить на потом, кого спросить, кого ткнуть носом.

Доктор-то уж наверняка будет в рабочей группе, по дороге обсудим – отмахнулся он от неприятных мыслей.

Вдруг подъездная дверь с треском и грохотом распахнулась, застонав старыми, изношенными петлями. Ее кто-то крепко ударил изнутри.

Из желтого светового квадрата, скупо освещенного тамбура, выкатился молодой пес, мускулистый боксер Буч, с белым подтянутым брюшком, как будто прикрытый чепраком сочного шоколадного цвета. Это он регулярно выносил своей мощной грудью преграды к свободе, грохоча на весь подъезд и навлекая на хозяина постоянные выговоры и сочные пожелания соседей.

“Да, у хозяев собак жизнь – не забалуешь! Погода – не погода, подъем – и – вперед! Даже в воскресенье, даже в редкий выходной! Но, собачники авторитетно заявляют, что Творец хозяевам собак за это отмеряет дополнительно 15–20 лет. Кто знает? Но Бог никогда не забывает добрых дел, может быть, и правда – оно того стоит?”

Сосед с верхнего этажа, здоровенный, крепко сбитый мичман, когда-то служивший на подводной лодке, а теперь дослуживавший на торпедной базе подплава, потягиваясь, вышел на крыльцо. На лодку бежать не надо, какой бы шторм не ожидался. А эллинги и здания МТБ не сдуть даже ураганом, как ни проси. Все надо делать вовремя – и служить на лодке, и красиво уйти с неё! Кирпичные и бетонные корпуса и ангары торпедо-технической базы не сдует даже ураганом! Вот выгуляю пса, позавтракаю, побреюсь-помоюсь и, не спеша, погребу на служб, укрываясь от зарядов колючего снега с ветром! – думал он. Бучу эта снежная круговерть не понравилась. Он быстро делал все накопившиеся за ночь собачьи дела, нетерпеливо поглядывая на хозяина. Из-за снежинок, забивавших его короткий нос, он даже не мог толком обнюхать территорию перед подъездом, которую он, как порядочный кобель, не без оснований считал своей и старательно ее метил – к неудовольствию соседей. Природу не обманешь! Пес во всей обозримой дали не заметил ни одной кошки – что они – дуры, шляться в метель, да еще в такую рань? Сидят по домам или в теплых подвалах, кому не повезло с хозяевами…

Однако, эта малоприятная прогулка затянулась, решил было Буч. А хозяин тем временем не на шутку увлекся выковыриванием снега из-под порожка подъездной разболтанной, видавшей еще те виды, дощатой двери.

Пёс заворчал. Ноль внимания! Потом басовито гавкнул, привлекая внимание. Хозяин повернулся к нему и недовольно спросил: – Ну что тебе? Нагулялся?

И именно вот тут, вдруг, с укором глядя в глаза мичману пес сказал, с хрипотцой в голосе: – Да, конечно! В такую хреновую погоду порядочный хозяин и собаку за порог не выгонит! Пошли домой! У меня вся шерсть уже снегом набита!

На некоторое время воцарилась тишина. Даже подвывания метели на мгновение затихли!

Мичман перекусил сигарету пополам, и сел в сугроб. Там было вполне уютно. Какое-то время он таращил свои большие глаза из-под мохнатых бровей. Огляделся – ни одной человеческой души вокруг!

Буч нетерпеливо поскуливал, пытаясь извлечь хозяина из кучи сырого снега, переступая с лапы на лапу – мокрый снег забился ему между подушечек.

И тут из-за стены родного подъезда появился Горкин.

– Ты чего сел-то? Задницу напрочь отморозишь! А может еще какую деталь понужнее? – заботливо поинтересовался офицер.

– Ты знаешь, Николаич, со мной Буч сейчас разговаривал! Ей-богу не вру!

– Гена, а ты точно вчера не… того этого? У вас, торпедистов, "шило" чай, не переводится-то? Знаю я вас! Шурани у тебя на кухне – на антресоли пара другая литров найдется? Да что литров – трехлитровых банок, если я что-то еще вообще понимаю в службе! Особой очистки? – посмеивался Горкин. Судя по тому, что мичман промолчал, хватая воздух открытым ртом – Горкин угадал. “Тоже мне, Бином Ньютона!” – как говаривал кот Бегемот.