Морская служба как форма мужской жизни

– Да ты чего, уже дня три как… ни в одном глазу! Или два? Но давно!

– Так иди домой, вон пес замерз, от холода и заговорил! Бывают такие случаи! – Чего – то ноги отнялись! – пожаловался мичман, вот как с лодки ушел – так все, чем тогда не доболел – на меня и рухнуло! Болячки в очереди стоят! – тут мичман сокрушенно покачал головой.

– А теперь еще и галлюцинации! Приехали, блин… – “посочувствовал” Горкин, – Ничего-ничего! На гражданку выйдешь – еще хуже будет! – утешил офицер соседа Смотри, только, не запускай болячки! На гражданке нужно железное здоровье, ибо больного на себя ни одна приличная гражданка не подпустит даже на толщину рубашки! – резюмировал разговор офицер.

Глядя на удрученное лицо соседа, Горкин не выдержал и рассмеялся: – Да ладно, Геннадий Алексеевич, плюнь и разотри! Это я тебя разыграл, вон там за стеной от ветра и снега прятался!

В это самое время из-за поворота выкатился штабной "уазик", лихо развернулся, почти на «пятке», распахнулась задняя дверь справа, кто-то призывно махал ему. Горкин влез в дверь, на ходу здороваясь со знакомыми офицерами, тоже – не свет, не заря – отправленными куда-то в метель и темень. А куда денешься? Служба.

Плюясь непрогоревшей смесью, отчаянно покашливая, машина вывернула за угол и ее тут же спрятала метель под свой плотный белый полог…

А мичман Ухналев поднялся на третий этаж, к своей квартире. Там уже стоял Буч, нетерпеливо пытаясь открыть обшитую утепленным дерматином дверь, и ворча на хозяина.

Пес быстро устроился на своем стареньком уютном диванчике, положил умную голову на лапы и пытливо смотрел на хозяина. В комнатах – оно теплее, но не при хозяине же? Можно заработать и тапочком – за нарушение порядка… флотского порядка!

Геннадий тем времен сбросил куртку, прошел на кухню. Все домашние спали, как сурки в норках, досматривая самые сладкие сны перед пробуждением. Кому – в школу, кому – на работу…

Однако, этот Горкин – обормот! Хотя, если честно, еще и не так безобидно разыгрывали… Бывало-ча!

Наполнил миски Буча едой, поменял воду. Боксер подошел к ним и принялся трудиться. Прогулка на холоде способствует аппетиту!

Сердце как-то ныло и быстро билось… На погоду, наверное! Геннадий достал флакончик валокордина, собирался было накапать в мерный стаканчик, но задумался. Махнув рукой, из – за банки с сахаром он вынул фляжечку с коньяком – доктор с бывшей лодки настоятельно рекомендовал. Нет, доктор-то много чего полезного рекомендовал, но вот коньяк запомнился почему-то лучше всего.

Гадость, конечно, опять же – вред организму, но сто грамм еще никому не вредили!

– За наших в море! – прошептал он сам себе, на секунду представив лодку, зарывавшуюся в холодные, черные валы, и проваливавшуюся куда-то между ними… Вспомнил и офицеров, которые ехали черти-куда, сквозь заносы и удары ветра разбираться с чужой дурью, глупостью и их последствиями..

Служба – что поделать?

Он не спеша, наслаждаясь, выпил, осушил хрустальную рюмочку и закусил кусочком хорошей белорусской колбасы. Подумав еще, Геннадий занюхал валокордином прямо из-под крышечки. Вот теперь – вроде всё! Он удовлетворенно кивнул сам себе, прижмурился, ожидая эффекта. Ага!

Пора было собираться на службу….

Пришел Геннадий на службу, в цех а там две торпеды к стрельбам расчеты готовят, еще с раннего утра. Его появление послужило предлогом сделать перерыв. Работа, она не тяжелая – не гранит долбить и не мешки таскать. Но требует напряжения и внимания – не дай бог – чего не так! Курящие – на перекур, остальные пошли в комнату отдыха, где уже закипал вполне приличный кофе. Для желающих стояли вскрытые банки сгущенки, горки рафинада, чисто вымытые кружки.

Стремясь переключить внимание, Геннадий рассказал, что у него родной Буч заговорил с хозяином языком упреков. Прямо – как ворчливая жена.

Сдержано посмеялись. А тут Анатолий Колотунов, возрастной и заядлый охотник и рыбак, в тон, добавил:

– А знаете, аккурат прошлой осенью, у нас тоже собака заговорила! У Сашки Трефилова Якута знаешь? Вот уж охотник, ни капли посторонней крови!

Откуда-то из Сибири привез! Все кто понимают в охотничьих собаках на боровую дичь – от зависти пьют горькую!

Итак, поехали мы на охоту. Погода – блеск, на рябчика пошли. Все нормально, люди тертые, все – как надо, а вот Трефиловский начальник, Илья Мезенцев – тот поехал от нефиг делать – не то – жена выпить не дает дома, не то – просто не дает. А ружье хорошее, все снаряжение дорогущее! И тут Якут поднял рябчиков… А этот горе – охотник – бах! Бабах!.. Прямо – по Луне, которая еще не успела спрятаться! Рябчики полетели помирать, а Якут – несется к Сашкиному начальнику и сбил его прямо в снег! И говорит ему человеческим голосом: – Куда же ты, рукож… криворукий палил? Я тут старался, бегал, искал, нос чуть не отморозил! А ты… Смотрим мы втроем на Якута – а дар речи пропал! Причем – слышали все втроем и – слово-в-слово!

– Ага! Ты нам еще и расскажи, что вы не пили!