Морская служба как форма мужской жизни

Но вместе с тем, продвигаясь заданным курсом, никакого разрежения плавучих ледяных скал не заметили. Наоборот, гигантское, неоглядное поле стало волноваться, угрожающе скрежетать. Ледяные курганы вздымались над полем и кораблем и со вздохом проседали. И, наконец, последовал удар и явный навал всего поля на правый борт СКР на метр выше ватерлинии. Острый тяжелый зуб сверкающей скалы сначала стал крошиться, потом сталь стала проминаться, и… зуб влез внутрь корабля продавило!

Замполит и механик бросились в носовой отсек. Форпик явно сплющило. Вода пока не поступала, но скрежет стоял ужасающей. Поступили доклады еще о нескольких деформациях и пробоинах. В это время командир отчаянно ругался с полярной авиацией, выражая свое недоумение в соответствующих случаю выражениях.

Помощник Андрей Белошлыков записывал все события в вахтенный журнал и. по приказанию командира, готовил плоты, продовольствие, горючие материалы, сигнальные средства и оружие. На случай, если станет совсем худо, корабль начнет тонуть, а команде и вдруг придется выбрасываться на лед.

Самому ему дело не представлялось таким безнадежным, но готовым надо было быть ко всему.

Он объяснял летчикам, что бывает за такую проводку между порядочными мужчинами. Злющий пом клятвенно обещал собраться с офицерами и приехать к ним на аэродром с большой дубиной. И еще прихватить желающих, которых уже очередь – хоть отбавляй!

Через полчаса опять закружился над ледовым безмолвием красный самолет.

Он долго летал, и над самым мостиком, и даже – повыше, но никаких рекомендаций не выдавал.

Глава 7 Когда вода стала слишком твердой

– Та-а-ак! – чего-то мне поиски выхода из этой самой задницы не нравятся! Похоже – влипли! Мы приключений на это самое место не искали. Но, похоже, они нас сами нашли! – мрачно отметил Левин.

В трюма уже поступала вода из пробоин и трещин. Осушительные насосы захлебывались. От холода повысилась вязкость топлива в цистернах. Топливные фильтры машин стали забиваться смолистыми нитями в соляре. Появлялись и какие-то комки природной смолистой консистенции.

Но мало – помалу, чистая вода засинела прямо по курсу густым насыщенным ультрамарином. Колотунов вместе с механиком Сергеем Жериховым носился по трюмам. В ход пошли все пробки, клинья, раздвижные упоры – все то, что аккуратно стояло на штатных местах в корабельных отсеках долгое время и лишь изредка изымалось оттуда – когда отрабатывались учения, когда надо было привести их в порядок и предъявить каким-то проверяющим. А теперь приходилось применять и инструмент, и полученные на тренировках навыки. Никто всерьез не предполагал, что все это может пригодиться.

На корабле оказалось около трети молодых матросов, из осеннего пополнения. У Колотунова были опасения на их счет, и он, занятый борьбой за живучесть, старался держать бойцов в поле своего зрения. Ни запаниковавших, ни впавших в ступор не было. Чувствовался какой-то азарт, все старались делать то, что положено. Вместе со всем экипажем – предаваться мыслям об опасности в таких случаях просто нет времени! На корабле было холодно и сыро, но, казалось, что от людей шел холодный пар.

Донесли о своем положении и действиях по команде, доложили свои координаты, курс скорость.

Командование оценило ситуацию и ее перспективы, как серьезные. В штабе флотилии, в зале у оперативного дежурного, развернули штабную группу. Начальник штаба, контр-адмирал Александр Иванович Устименко, несмотря на позднее время, тоже прибыл, расположился за столом с оперативными телефонами. Зная пристрастия начальника, немедленно принесли стакан горячего чая с лимоном, в массивном мельхиоровом подстаканнике. Значит, всерьез и надолго.

Он принимал доклады, занимался текучкой – никуда не денешься. Командующий был далеко в море, на одной из подводных лодок.

Он, по привычке, разминал свои, по-крестьянски, большие руки. Ладони – с хорошую совковую лопату. Как замечали окружающие, так он всегда делал, предаваясь раздумьем перед принятием непростого решения. Офицеры подшучивали, что таким образом он как-то влияет на процесс мышления. Принесли докладную от коменданта. Тот жаловался на старпома атомной подводной лодки, с которым повздорил в кафе во время обхода. Честно сказать, адмирал про себя считал, что подводник, в силу специфики своего служебного воспитания, имеет право на кое-какие послабления на берегу. Вплоть до мягкого хулиганства, как производное морского юмора. Но – меру! Он сам был подводником, до мозга костей, до волос на груди!