Морская служба как форма мужской жизни

Спросил разрешения, взял в руки, попытался вспомнить хоть некоторые аккорды. Удовлетворенно кивнув, поинтересовался: – У тебя тухлые яйца и гнилые помидоры есть? Ах, нет!? Правда? Значит, не закидаешь со всей пролетарской ненавистью? Тогда сейчас спою!

– Знаем, как вы давненько не брали в руки шашек! Пой, Егорий! Не кокетничай! Если бы плохо пел – то пел бы для себя в загерметизированной насмерть каюте… с усиленной звукоизоляцией, а раз сам напрашиваешься, то наверняка умеешь, да и знаешь об этом!

И Левин, засмеявшись шутке товарища, запел сильным голосом песню из кинофильма «Океан».

За кормой моего корабля
Гаснет светлая точка
Для тебя это просто – земля,
Просто берег и только
Ты о ней свысока говришь
За окошка глазея
Что ты знаешь про землю, малыш?
Что ты знаешь про землю?

(песня на стихи С. Макаренко, из к/ф «Океан», примерно 1972 год)

Левин пел, а его мысли уносились куда-то в свое прошлое, вспоминались разные приятные моменты. Нет, все-таки не зря он в море ходит, не зря служит! Пусть и море испытывает его – как в этот раз. И это без красивых слов – перед собой-то рисоваться нечего. Наверное, нельзя служить на море просто так, с черствой, холодной душей, меряя службу как-то только из материальных соображений…

Насчет материальных – есть совершенно другие сферы, более спокойные, с гарантированным обогащением!

Песня закончилась, он выдал финальный аккорд.

– За тех, кто в море! – предложил тост хозяин каюты. Выпили, не спеша закусили.

– Слушай, дело, конечно, не мое, но мои балбесы говорят, что ты своих женатых офицеров и мичманов на сход, в ресторан не отпускаешь? – поинтересовался Левин.

– Ну уж и прямо, – не отпускаю! Отпускаю, конечно! Что плохого сходить в приличный ресторан? Правда, насчет приличного – штука относительная! Но! Уж будь добр, вернись к «нолям» и доложи!

– Даже холостяков?

– А у меня еще зимой холостяки кончились. Молодых мичманов нет, а последний из офицеров, артиллерист, женился в январе. Я его в Питер отпускал. Нечего ерундой заниматься, болезни приносить, да и вообще – как-то нечестно это. А жены еще как возьмут и с меня спросят… а я что скажу? – отшутился он.

– Вон мой друг, старпом с «раскладушки», старые подлодки с ПКР надводным стартом, как-то на побывке из завода, пытался поджечь диск электроплитки спичкой. Bo-как! В его доме сроду не было газа, зато в Росте, где он уже второй год ремонтирует свой металлолом, в домах около завода – газ есть. Пояснения нужны? Жене его доказательства не нужны – не в суде, поэтому по голове он все-таки получил! Слушай, хорошо, сковородка из алюминия под руки попала, и легко погнулась, изобразив форму Санькиного хранилища интеллекта, а если бы чугунная, вот такая, вроде как для отбивных? Вот была отбивная из бычьих мозгов, да-а-а!

Егор хотел что-то возразить, даже прокашлялся, но стало как-то неудобно и он решил не озвучивать свое мнение. Тут отстаивать свои принципы и ориентиры – чревато. Его еще дядя, капитан 1 ранга с ТОФа, в свое время поучал курсанта-пятикурсника…

Да, да, как раз насчет того, что нормального моряка женщины ждут в каждом порту. Особым кобелизмом Левин не отличался, но и к подвигам других относился вполне лояльно – просто не надо о них болтать! Вот этого он не любил и такой треп жестко пресекал. Даже у друзей. Женщина доверилась тебе, так храни ее честь, кто не умеет хранить честь женщины, у того и со своей – явные проблемы!

Да уж, каждому свое… Но Вадим был уж очень правильный, Левин его уважал, и выглядить ловеласом в его глазах тоже не хотелось. Не самая лучшая маска на нашем театре…

Вадим тщательно вытер руки вафельным полотенцем и взяв гитару в руки, подстроил под себя и запел. Его глаза были полупикрыты, смотрел он, видимо, куда-то в себя, в свою душу. А пел он вот эту песню:

Видяевский вальс…